Затянутый узел

— Неправда, Ахмет Гасанович, — сказал я. — Иначе вы к нам не пришли бы. Вы пришли к нам не для того, чтобы сделать заявление. Плевать вы хотели на заявления. Вы знаете, что у вас есть алиби, а остальное — дело милиции. Вам куда важнее выяснить, показал на вас Багирян или нет. Вы ему не доверяете. Вы вообще друг другу не доверяете, а человеку, который завязал, особенно. Так где Багирян?

— У надежных людей.

Задал мне Багирян задачу. Его все время надо было от кого-то отбивать — теперь от воров.

— Вы нас недооцениваете, Ахмет Гасанович, — сказал я. — Мы на вас вышли через закусочную. При чем тут Багирян? А потом — какие у вас могут быть обиды?

Мелькнула мысль, что его надо задержать. Но на каком основании? И помогло бы это Багиряну?

— В Дагестане, откуда вы родом, есть горский закон — раненому, пусть даже врагу, оказывают помощь. Вы же, Ахмет Гасанович, хотите добить раненого. У Багиряна без вас положение…

— Будь здоров, начальник, — прервал меня Расулов и вышел из кабинета.

— Напрасно вы дали ему уйти, — сказал Абулава. — К тому же поставили меня в трудное положение. От Заридзе не скроешь, что Расулов был здесь.

— Вы не сказали Заридзе о тридцати тысячах?

Заридзе во время разговора со мной ни разу не упомянул о деньгах. Тридцать тысяч, исчезнувшие из кармана убитого, были хорошим аргументом в защиту выдвинутой им версии.

— Нет, — ответил Абулава.

— Почему?

— Забыл. Не успел.

Галактион встретил меня недружелюбно. Взлохмаченный, босой, в одних брюках, он ничем не напоминал услужливого и шустрого официанта, которого я видел каждый день в ресторане. Того человека он как бы повесил вместе с белой курткой на гвоздь. Теперь, натягивая на мускулистый торс рубашку, Галактион поглядывал на распахнутую дверь. На всякий случай я переставил стул и сел напротив выхода.

— Не надует? — спросил он.

— Не беспокойтесь, — сказал я. — Объясните наконец, что с вами произошло в ночь с четырнадцатого на пятнадцатое.

— Я же говорил: заснул. — Галактион сел верхом на стул и уперся локтями в спинку.

— В котором часу?

— Не знаю. Кажется, в начале двенадцатого.

— Случалось и раньше такое?

— Не случалось. Видно, усталость накопилась.

— Почему вы подали заявление об уходе?

— Не могу больше один работать. Устал.

— О чем говорил во время обеда Долидзе с сыном?

Галактион сжал кулаки и отвернулся. Потом он встал и распахнул окно.

— Только без глупостей! — сказал я. — Садитесь.

Галактион сел. Я заметил, как на его виске пульсировала вена.

— Не имею я отношения к Долидзе. Где Долидзе, где я?! Не прислушивался я к его разговору!

— Хорошо, допустим. До которого часу вы спали?

— Не знаю.

— Но это вы должны знать?! Проснувшись, вы наверняка взглянули на часы. Взглянули или нет?

— Взглянул. Было пять минут второго.

— И что дальше?

— Заставил себя подняться и уйти домой. У, меня слипались глаза. Еле добрался до дома. По дороге чуть не заснул.

— По какой дороге?

— По дороге домой.

— Вы всегда ходили домой по улице Кецховели, не правда ли?

— Правда, правда. Так ближе. Но в ту ночь… Она же очень темная. А я плохо соображал.

— Значит, в ту ночь вы изменили маршрут. Ладно. Будем считать, что душевного разговора у нас не получилось. Придется вызвать вас на допрос.

В коридоре меня дожидался светловолосый парень небольшого роста. Под мышкой он держал газетный сверток.

— Вы точно майор Бакурадзе?

Я внимательно посмотрел на него. Смазанные черты лица, глаза хорька — малоприятный тип.

— Точно, точно. Идемте. Мы вошли в мой кабинет.

— Я Хута Лосаберидзе, — сказал парень.

— Слушаю вас, Хута Лосаберидзе.

— Меня прислал к вам Ахмет Расулов.

Опустив на стол сверток, он вытащил из кармана массивные часы с металлическим браслетом и положил рядом со свертком. Это были часы Долидзе. Развернув газету, я увидел почти новые туфли.

Зазвонил телефон. Я поднял трубку и тут же опустил на рычаг.

Передо мной стоял «чистильщик», самый отвратительный тип вора. Даже в воровской иерархии «чистильщики», обирающие, как правило, пьяных, это низшая каста, презираемая всеми, точно неприкасаемые в Индии.

Я заложил в пишущую машинку чистый бланк протокола допроса.

— Когда и при каких обстоятельствах часы и ботинки оказались у вас?

— Четырнадцатого октября часов в двенадцать ночи снял их с человека на улице Кецховели.

— Расскажите подробнее.

— Чего рассказывать? Увидел лежащего человека. Сначала снял часы, потом ботинки.

— Наверно, сначала проверили карманы.

— В карманах ничего не было. Один бумажник пустой.

— Ботинки зачем сняли?

— Хотел разбросать.

— С какой целью?

— Думал, что этого Долидзе «Запорожец» сбил. Машина-то рядом стояла, носом в канаве. Ну слышал я, что с человека слетают ботинки, когда машина его сбивает. Если слетают ботинки, могли слететь и часы. Хотел разбросать, да жалко стало. Ботинки-то новые.

— Как вы узнали в темноте, что они новые?

— По запаху. Они пахли свежей кожей. Понюхайте.

— Когда снимали с Долидзе часы, вы знали, что он мертв?

— Нет. Он теплый был.

Лосаберидзе вызвал омерзение, и я, невольно поддавшись чувству, сказал:

— И продолжили свою грязную работу, вместо того чтобы побежать за «скорой».