Я успел схватить одного. Он сопротивлялся остервенело, но я оттащил его и расстегнул на нем ремень, чтобы связать ему руки. В это время меня ударили сзади по голове чем-то тяжелым. Я зашатался. Стало еще темнее. И все же я развернулся — уроки тренера: никогда не оставаться спиной к противнику. Отработанным до автоматизма движением я отвел следующий удар и перехватил руку с кастетом. Раздались хруст и дикий вопль, а вслед за ним — длинный милицейский свисток. В руке у меня был чужой кастет. Хулиганы бросились к кустам. Последним продирался через кусты, согнувшись и вопя, тот, которому я сломал руку. Волосы у него были курчавые. Опять Мамаладзе? Но я мог и обознаться. Меня пошатывало. Сунув в карман кастет, я нагнулся, чтобы поднять Костаняна. Голова закружилась. Костанян показался мне в два раза тяжелее, чем был на самом деле. Господи, как же я понесу его, подумал я и увидел капитана Абулаву.
Он что-то сказал мне, взвалив Костаняна на себя. Я махнул рукой и побрел к гостинице.
В вестибюле гостиницы Костаняна уложили на диван. Дежурный вызвал «скорую».
— Пожалуй, поднимусь к себе, — произнес я.
В номере я разделся, бросил одежду на стул и, пошатываясь, вошел в ванную. Несколько минут я держал голову под краном. Вода была ледяной. Мне стало легче. Вытерев голову, я ощупал темя. Шишка торчала бугром. Голова у меня, оказывается, была крепкой. Другая раскололась бы от такого удара.
Я прилег. Минут через пятнадцать пришел капитан Абулава. Я попытался встать. Голова снова закружилась.
— Что с вами, товарищ майор? — встревожился Абулава.
— Ничего особенного. Что с Костаняном?
— Отправили в больницу. Похоже, сотрясение. — Капитан удивленно поднял с пола кастет, вывалившийся из кармана моих брюк.
— Этим, наверно, и сотрясли мозг бедняги, — сказал я. — Как вы очутились около гостиницы?
— Шел к вам. А с вашей головой что? Вас тоже ударили?
— Тоже.
— Кто?
— По-моему, Мамаладзе… Если я не обознался в темноте… Их было трое. У Мамаладзе… похожего на Мамаладзе должна быть сломана рука.
— Ничего, если я вас оставлю?
— Конечно. — Мне хотелось одного — закрыть глаза и молчать.
— Я возьму кастет. Спокойной ночи, — сказал капитан и быстро вышел из номера.
Меня разбудил междугородный телефонный звонок. Я взглянул на часы. Они показывали семь утра. Выругавшись, я взял трубку. Вызывала Москва. С учетом поясной разницы там было шесть часов. Кому-то не терпелось поговорить со мной.
— Серго? — раздался в трубке бодрый голос генерала Самарина.
Кто еще мог звонить в такую рань? Генерал поднимался, как он сам говорил, с петухами, хотя голос петуха в последний раз слышал в детстве в родной деревне Малиновке. Ему в голову не приходило, что в шесть утра еще можно спать.
— Я, товарищ генерал.
— Ты что, спишь?
— Уже нет, товарищ генерал.
— Ну извини. Я думал, ты давно на ногах. Там же у вас семь. Как у тебя дела?
— Идут к концу.
— К какому?
— Благополучному.
— Остришь? Значит, дела идут хорошо. Помощь никакая не требуется?
— Нет, товарищ генерал. Единственная просьба — пусть ребята ускорят розыск Ворониной.
— Они без моих указаний уже начали розыск. А как у тебя с местным начальством?
— Нормально.
— Ну хорошо. Мне главное знать, что у тебя все нормально. Так на душе спокойнее. Никогда не знаешь, где горячий конь споткнется. Быстрее возвращайся. Жду.
Я недоуменно положил трубку на аппарат. Что означал звонок генерала? Зачем он, собственно, позвонил? Чтобы спросить, как идут дела? Я поплелся в ванную и по дороге ощупал голову. Шишка уменьшилась, но прикосновение к ней вызывало боль. Стоя под душем, я понял, почему позвонил генерал. Ему пожаловался на меня Заридзе. Не случайно генерал спросил, нужна ли мне помощь. Сначала я разозлился, а потом повеселел. У меня был тыл, на который я мог положиться, несмотря на растянутость коммуникаций, если пользоваться военной терминологией.
В половине восьмого осторожно постучали в дверь. Я открыл. На пороге стоял капитан Абулава с воспаленными глазами.
— Как ваша голова? — поинтересовался он.
— Нормально. Что это вы стучитесь, как заговорщик?
— Боялся вас разбудить. Идемте?
— Идемте, но куда?
— В горотдел.
В изоляторе сидели Мамаладзе и двое парней, которых я сразу узнал. Это было совершенно необъяснимо, так как ночью я не мог их разглядеть. У Мамаладзе правая рука в гипсе висела на перевязи.
— Узнаете их? — спросил Абулава.
— Вы скажите, узнаете меня? — Мамаладзе приблизился ко мне.
— Отойди! — велел ему капитан.
— Нет, вы скажите! — Мамаладзе наседал все больше.
Я с трудом сдержал себя, чтобы не отшвырнуть его.
Дверь распахнулась, вошел Заридзе.
— Ну, Мамаладзе, теперь срок тебе обеспечен!
— Он меня видел?!
— Замолчи, Мамаладзе! Подлецы! Знаете, чем вам грозит нападение на должностное лицо при исполнении служебных обязанностей? Нет? Узнаете! Матерей своих пожалели бы…
Заридзе пригласил меня и капитана в кабинет.
— Вам необходимо показаться врачу, — сказал он.
— Некогда ходить по врачам.
— А если образуется гематома? Вызовем врача сюда. Я попрошу приехать жену. Она хороший специалист, главный врач поликлиники.
— Не надо.