Затянутый узел

— Все! Не больше и не меньше! Ну хорошо. Попробую. Игнатов пришел к нам восемь лет назад с намерением защититься. Года два он метался, но так и не выбрал темы для диссертации. От первоначальной темы он по моей рекомендации отказался. Она не укладывалась ни в одну программу нашего института. Он обращался ко мне за содействием в выборе темы. Я отказал. Советовать можно в выборе костюма, а тему надо любить. Наблюдая за Игнатовым, я пришел к выводу, что ни по складу характера, ни по натуре он не ученый. Без сомнения, одаренный, с природным чутьем на идеи, он поразительно точно определяет, какая идея может лечь в основу разработки, а какая — нет. Все дело в том, что идеи не его, чужие. Сам он ничего не придумывает, по крайней мере до сих пор не придумал. Что в нем привлекает, так честность, порядочность, принципиальность. Он нередко дополнял чужие идеи, корректировал их, но ни разу даже попытки не сделал, чтобы примазаться к работе коллег. А мог и диссертацию сделать бы, и никто из-за этого не счел бы его прохвостом. В науке соавторство распространено. Четыре года назад мы столкнулись с трудностями с внедрением в производство одного прибора для определения влажности древесины. Это наша разработка. Промышленность чрезвычайно нуждалась в таких приборах. Их импортировали из западных стран за твердую валюту. Наш прибор по ряду параметров превосходит импортные. Он выдает результаты за считанные секунды. Экспресс-анализ. Но знаете как бывает, прибор хороший, промышленность в нем нуждается, а за производство никто браться не желает. Помнится, сижу я злой и в душе на чем свет ругаю производственников. Входит Игнатов и без всяких предисловий просится в командировку с одним из двух приборов, изготовленных экспериментально. Короче говоря, Игнатов два месяца мотался по лесным зонам страны — Архангельская область, Урал, Сибирь — и привез целый том отзывов, и заключений. Потом поехал на завод, который всеми силами отбивался от нашего прибора. Как он ухитрился уломать заводское начальство, до сих пор не пойму.

— Что, внедрил прибор в производство? — спросил я.

— Представьте себе. Конечно же руководство института и ваш покорный слуга помогали ему, и конечно же у прибора были сторонники. Но прибор внедрил Игнатов. Вот тогда я понял, что Игнатов крайне необходим науке. Как организатор. Но ученый-организатор. Ученых без степеней не бывает. Не скрою от вас, в нарушение своих принципов я предложил Игнатову тему для кандидатской. Он поблагодарил, однако особой радости не проявил. За тему он взялся без энтузиазма, я бы сказал, вяло. Такое было впечатление, что он весь поизрасходовался на прибор. К тому времени он поприутих и как общественник. Он занимался в профкоме культмассовой работой, и весьма активно. Пять лет назад он организовал к 8 Марта такой замечательный вечер с участием Высоковского, Миронова, Ширвиндта, Державина, Мишулина, что не только женщины, мужчины института до сих пор вспоминают. До меня доходили слухи, что Игнатов стал увиливать от общественной работы. Это меня удивляло больше всего.

— Почему?

— Видите ли, есть люди, для которых общественная работа потребность. Игнатов относится к их числу. Я поинтересовался, чем вызван спад его активности. Он сослался на плохое самочувствие. Игнатов никогда не отличался богатырским здоровьем. Сердечко. В диссертации дальше первой главы он не продвинулся. Впрочем, ничего удивительного, если человек серьезно захворал. Как говорится, все мы под богом ходим. Инвалидность второй группы просто так не дают.

Я не смог скрыть своего удивления. В документах Игнатова не было пенсионного удостоверения.

— Вы уверены? — спросил я.

— В чем? В том, что просто так не дают?

— Нет. В том, что Игнатов получил инвалидность?

— Разумеется. Что, собственно, произошло? Я ведь не видел Игнатова последние два года.

— Почему?

— Потому что два года назад, получив инвалидность, Игнатов уволился.

ГЛАВА 2

Я провел в институте четыре часа, беседуя с бывшими сотрудниками Игнатова, и, хотя опаздывал на встречу с Мироновой, не смог удержаться, чтобы не зайти в дирекцию по эксплуатации зданий. Я готов был устроить разнос и девице, стриженной под Мирей Матье, и директору за существующие в ДЭЗе порядки, а точнее беспорядки, — выдать справку двухлетней давности! — но, увидев девицу в накинутом на плечи потертом пальто, пьющую из стакана жидкий чай, остыл.

— Холодно, — виновато сказала она и поставила стакан подальше от себя. — Батареи совсем не греют.

— Почему?

— Да трубы, говорят, старые. Вам еще что-нибудь нужно?

— Давно здесь работаете?

— Год всего. Не привыкла еще к вашим морозам. Я с юга. Вышла замуж за москвича. Он у нас на юге служил.

То, что она с юга, было ясно по выговору. Во мне она не угадала южанина. Наверно, за годы жизни в Москве мой кавказский акцент стерся. Да и усов я не признавал.

— Справка, которую вы мне выдали, сильно устарела. Два года назад Олег Григорьевич Игнатов уволился из института. До свидания.

— Да что вы говорите?! Как же это?!