— При условии нежного отношения к сластям, — сказал Хмелев.
— Считаешь, женщина была? — спросил я, водворяя коробку на место.
Хмелев криво усмехнулся. Эта противная усмешка появлялась на его лице, когда он хотел выразить сомнение или недоверие.
— Шерше ля фам? Женщина-убийца или женщина-наводчица?
— Уж скорее наводчица. Так как, по-твоему, была женщина?
— Фифти-фифти. Торты едят не только женщины. Я не ем сладкого, но когда на меня нападет стих, съедаю половину торта — враз. С равным успехом мог быть мужчина.
— Пожалуй. Да и с обедом не клеится. В конце концов, обед могла приготовить жена перед отъездом. — Я поставил в холодильник кастрюлю. — И все-таки женщина была.
— Интуиция — великое дело в сыске, — усмехнулся Хмелев.
— Займись-ка лучше соседями, — сказал я, направляясь к выходу.
— А ты куда?
— В ДЭЗ, узнать место работы Игнатова.
— Давай я схожу, ты что-то бледен сегодня.
— Спасибо. Заодно проветрюсь.
В дирекции по эксплуатации зданий молодая женщина со стрижкой под Мирей Матье бросила взгляд на мое удостоверение, покопалась в бумагах и, найдя справку с места работы Игнатова, сказала:
— Всесоюзный научно-исследовательский институт лесоводства и механизации лесного хозяйства — ВНИИЛМ, должность — научный сотрудник.
Институт находился в г. Пушкино, и хотя это ровно в тридцати километрах от Москвы и туда через каждые десять — пятнадцать минут ходят электрички, я с сожалением подумал, что на поездку уйдет полдня.
Закончив осмотр места происшествия, Миронова отпустила понятых и опечатала квартиру. Мы с Хмелевым поехали на Петровку. После короткого совещания в отделе — более серьезное предстояло наутро у Самарина, где мне необходимо было выступить с оперативно-розыскным планом, я отправился в Пушкино. Хмелев неодобрительно отнесся к моей поездке, считая, что она может состояться без ущерба для дела и завтра и послезавтра, а куда разумнее обсудить с ним картину убийства и как следствие план, который выдержал бы атаку ведущих работников управления. Ведь Самарин пригласил на совещание не только нас, непосредственных исполнителей, но и самых опытных муровцев. Конечно, разумнее было бы заняться планом, тем более что на вечер я договорился встретиться с Мироновой в квартире Игнатова в надежде дозвониться до человека, с которым покойный разговаривал перед смертью. Времени, на разработку плана оставалось совсем немного. Однако я рассчитывал компенсировать потерю нескольких часов информацией. Мы почти ничего не знали об Игнатове.
Я ехал в электричке и думал о том, почему Игнатова повесили. Если убийца или убийцы хотели инсценировать самоубийство, то, во-первых, они не нанесли бы сильного удара по голове, во-вторых, не забыли бы о подставке под ногами повешенного, в-третьих, не оставили бы откровенных следов ограбления квартиры. Они даже не задвинули ящики, не закрыли дверцы шкафов. Несомненно, убийца или убийцы вошли в квартиру без препятствий. Они не взламывали дверь, не пользовались отмычками. Игнатов сам открыл им дверь, очевидно на звонок. Значит, пришедший или пришедшие были его знакомые или знакомые его знакомых. Так или иначе получалось, что убийство Игнатова связано с кругом его знакомых. По крайней мере, никто из посторонних не мог знать, что он остался один дома. А соседи? Этим занимался Хмелев… Почему Игнатова повесили? Из садистских наклонностей? Потому что он оказал сопротивление? Вряд ли. Преступники всегда торопятся. И эти торопились, даже не задернули штору на окне. Правда, они могли и не знать, просматривается ли комната из дома напротив. При этой предпосылке выходило, что преступники не бывали раньше в квартире Игнатова или бывали, но не часто. Нет, сказал я себе. Они слишком хорошо ориентировались в квартире, не тронули ни спальню, ни кухню, знали, что и где искать. Как-то само собой получилось, что в моем воображении возникли и существовали два преступника. С Игнатовым мог справиться и один, но маловероятно было, что все от начала до конца проделал один. Прав я или нет, покажет дактилоскопическая экспертиза, а покуда надо искать ответ на вопрос, почему Игнатова повесили, подумал я. Ни одна экспертиза не могла дать на это ответа.
Репродуктор с треском и шипением сообщил, что поезд прибыл в Пушкино и дальше не пойдет.
Расспросив прохожих, как добраться до Институтской улицы, на которой находится ВНИИЛМ, я сел в автобус.
Заместитель директора института не только ничего не знал о смерти Игнатова, но и о нем самом. Он работал в институте второй год. Он переговорил по селектору с секретаршей, и та через минуту сообщила:
— Сектор Тенякова.
Теняков, пучеглазый пятидесятилетний мужчина с лбом в пол-лица, спросил:
— Что Игнатов натворил?
— Ничего, — ответил я. — Прошу вас, расскажите о нем все, что знаете.