— Нет. Я располагаю самыми общими сведениями. Инженер, научный сотрудник НИИ. Писал кандидатскую диссертацию. В институт ездил редко, во всяком случае не каждый день и не к девяти утра.
— Как вы это определяли? — спросил я.
— По машине. Его «Жигули» стоят во дворе. Машину он купил в прошлом году. Мебель тоже. Прописан в этой квартире с женой и дочерью, учащейся восьмого класса английской спецшколы. Жена Галина Ивановна старше мужа на шесть лет. Преподает русский язык и литературу в обычной школе. Но она не Игнатова, Прохорова. Не взяла почему-то фамилию мужа, сохранила девичью. Что еще вам сказать? По общественной линии у нас замечаний не было. Если собирали деньги на озеленение или на подарок уборщице, Олег Григорьевич охотно делал взносы. Только не помню, чтобы он выходил во двор на субботник. В остальном он был хорошим жильцом.
Мы с Мироновой переглянулись — вот тебе «самые общие сведения». Волнова была неплохо осведомлена.
— Когда вы видели его в последний раз? — спросила Миронова.
— Я уж и не припомню. Давно его не видела. Но в канун Нового года он был дома. Днем часа в четыре я встретила в лифте одного из его приятелей. Чернявый, голубоглазый, с пышной шевелюрой и усами, всегда, даже в мороз, без шапки и всегда в коже — в пальто или куртке. У него тоже с прошлого года «Жигули». Зовут его Маркелом. Он уходил от Олега Григорьевича. Я ехала к внучке с двумя нагруженными сумками. Ну сами понимаете, канун Нового года. Он любезно предложил мне помощь.
— Отвезти на машине? — спросила Миронова.
— Не знаю, что он имел в виду. Мы даже не знакомы. Просто он воспитанный молодой человек. Я от помощи отказалась. Да, совсем вылетело из головы. Может быть, это поможет вам… Олег Григорьевич репетиторствовал на дому одно время. Готовил к институту абитуриентов по математике. Одну из его бывших учениц я встретила в подъезде первого числа часов в шесть вечера. Ей лет двадцать. Интересная девушка. Черненькая, глаза огромные. Высокая. Из состоятельной семьи. Дубленка, сапоги, французские духи, простите, напоминающие ваши.
Миронова покраснела.
— Не видели, как девушка уходила?
— Нет, больше я ее не видела. Семейные дела, знаете ли. Да, в руке у девушки был небольшой сверток. Очевидно, она решила поздравить с Новым годом своего бывшего репетитора.
— Приходили ли к Олегу Григорьевичу еще какие-нибудь люди? — спросил я.
— Вообще-то приходили разные люди, но чаще всех трое. Один, я уже говорила, Маркел. Другой — высокий молодой человек в очках. Довольно симпатичный. Зовут его Игорем Николаевичем. Третий весь такой заграничный, но воспитанный — не пройдет, чтобы не поздороваться. Имени его ни разу не слышала. Но в интересующие вас дни я их не видела.
— Евгения Осиповна, вы не знаете, где сейчас находится жена Олега Григорьевича? — спросила Миронова.
— Галина Ивановна с Лидочкой улетела тридцать первого декабря утром в Ленинград, погостить у матери. Надо вызвать бедняжку.
— Это мы сделаем сами. Спасибо, Евгения Осиповна. Возможно, мы еще раз потревожим вас.
Евгения Осиповна взглянула на труп и сокрушенно покачала головой.
— Не надо оставлять мужей без присмотра. Вот к чему это приводит.
— Скажите, Евгения Осиповна, Олег Григорьевич давно делал ремонт квартиры? — спросил я.
— Позапрошлой осенью, — ответила она.
— Спасибо, Евгения Осиповна, — сказала Миронова и обратилась к Хмелеву: — Проводите, пожалуйста, Евгению Осиповну.
Хмелев кивнул. Мне бы он сказал свое любимое «Понял» — дескать, понял, что его усылают продолжать опрос соседей убитого.
— Итак, судя по кровоподтеку, сопротивлялся, — сказал доктор Никитин, как только Евгения Осиповна и Хмелев ушли. — Его стукнули по голове…
— Ударили, — сказал я.
— Вы видите в этом существенную разницу? — спросил он.
— Да. Дальше, пожалуйста.
— А дальше повесили. — Он выпрямился с таким видом, словно считал свою миссию выполненной.
— Ясно, что потом повесили. Дальше, доктор, дальше, — нетерпеливо сказал я.
— Ясно? Вы отличаете посмертный характер происхождения странгуляционной борозды от прижизненного?
Он, конечно, не сомневался, что я понятия не имею о странгуляционных бороздах на шее висельников и не отличу замкнутые от незамкнутых. А мне было не до того, чтобы объяснить ему прописную истину — каждый работник МУРа разбирается в медицине не хуже среднего врача. Правда, наши знания специфические. На то мы и сотрудники правоохранительных, а не здравоохранительных органов. Очевидно, он впервые выехал с оперативной группой на место происшествия или я пришелся ему не по душе.
— Крови много, — сказал я, имея в виду кровь на голове убитого. — Рана глубокая и скорее всего смертельная.
Никитин одобрительно кивнул, как учитель нерадивому ученику.
— Но тело перемещали. На полу должны были остаться пятна крови. Не только крови, но и мочи. — Он втянул толстым носом воздух. — Мочеиспускание было обильным…
Меня снова замутило.
— На полу был ковер, — судорожно проглотив слюну, сказал я.
— Да? Ну это по вашей части.
— Когда совершено убийство? — спросила Миронова.