Затянутый узел

Мы сели в машины и поехали в город. В последние дни у Козявки было несколько адресов — день он жил у одного товарища, день у другого. Беспокоить на рассвете ни в чем не повинных людей, приютивших Козявку из-за человеколюбия, мы не хотели, но были вынуждены. В квартире по одному из трех имеющихся у нас адресов нам сообщили, что Козявка уехал в Ригу к родителям на поезде.

— Одного упустили, — сказал Хмелев. — Теперь что будем делать?

— Действовать по плану, — сказал Бестемьянов. — Временной сдвиг ничего не меняет. Едем к Сане Якушеву.

— А понятых где найдем в такое время?

— Найдем.

Мы приехали к дому Якушева, поднялись на четвертый этаж, по лестнице и позвонили в десятую квартиру, зная, что Якушев с восьми вечера там. Ждали долго. Позвонили еще раз. Наконец за дверью раздался голос:

— Кто там?

— Милиция, Якушев. Открывайте, — ответил Бестемьянов.

Якушев открыл дверь, но она оставалась на цепочке. Одним взглядом на предъявленные документы Якушев убедился, что мы из милиции, и впустил нас в квартиру. Заспанный, взлохмаченный, в распахнутом шелковом халате, он растерянно смотрел на нас. Слишком неожиданным был для него наш приход.

Якушев что-то прятал в длинном рукаве халата. Я поднял рукав. Якушев держал трехкилограммовую гантель.

— Решили гимнастикой подзаняться?

Он безвольно отдал снаряд. Интересно, кого он ждал? Не Фалина ли?

— Давай, Саня, проводи гостей в; комнату, — с улыбкой подтолкнул его Бестемьянов.

Чего только не было в комнате! Сервизы, хрусталь, спортивные куртки, кожаные пальто, японские стереомагнитолы размером от двадцати сантиметров до метра, груда икон и коробки одна на другой — все на полу. На столе лежали книги и стояла тарелка с недоеденными пельменями. Я взял раскрытую книгу — «Хождение по мукам». Действительно, хождение по мукам.

Бестемьянов поднял одну из икон.

— Георгий Победоносец. Победоносец! Чего нельзя сказать о тебе. А, Саня? Ну давай рассказывай. Что здесь ворованное?

Якушев отрешенно сидел на кровати.

— Ты что, Саня, дар речи потерял?

Несколько секунд в квартире была тишина. Вдруг скрипнула входная дверь и раздался сильный хлопок. Мы схватились за оружие. Якушев засмеялся. Было над чем смеяться. Это захлопнулась форточка в комнате, когда открылась входная дверь. Вошел участковый и сказал, что в подвале обнаружена коробка с иконами.

— Твоя? — спросил Бестемьянов Якушева.

Тот кивнул, давясь смехом. Ему бы плакать…

— Посмеялись, и хватит, Саня. Рассказывай. Что здесь ворованное?

Якушев покраснел. Неужели он еще не разучился краснеть?

— Все.

Память у него была хорошей. Он помнил, из какой квартиры что похищено. Среди вещей не оказалось ни одной из квартиры Игнатова.

— Что же ты ворованное дома держал? — спросил Бестемьянов. — Да еще возил с квартиры на квартиру.

— Сбыть трудно, — ответил Якушев.

Денег мы не обнаружили, если не считать пятерки в бумажнике Якушева.

— Деньги, Саня, где? — спросил Бестемьянов.

— У меня их нет, — ответил тот.

— Не врешь?

— Какой смысл?

— Верно. На, возьми. — Бестемьянов протянул Якушеву пятерку из бумажника. — Пригодится в тюремном ларьке.

— Спасибо. Одеваться?

— Ну а как ты думаешь?

— Извините, придется при вас…

— Ничего, Саня. Мы отвернемся, чтобы тебя не смущать.

Я не вмешивался. Зачем мне было вмешиваться, когда я видел, что между Бестемьяновым и Якушевым сразу установились особые отношения, конечно, не доверительные, но близкие к этому?

За все время Хмелев не проронил ни слова. Насупившись, он молча наблюдал за происходящим, видимо пытаясь понять то, что так его волновало — почему Якушев стал преступником? Действительно, почему? Глядя на него, в голову не могло прийти, что он преступник, может быть, даже убийца. Он ведь служил на флоте, значит, мог вязать морские узлы, Я вспомнил, как Каневский объяснял мне систему морских узлов. Чем сильнее тянешь трос, тем больше затягивается узел…

Мы спускались с Якушевым по лестнице. Он был в наручниках. На стене белела размашистая надпись «Саня-дурак». Мы не обратили на нее внимания, когда поднимались. Бестемьянов сказал Якушеву:

— Гляди, Саня. Это про тебя.

Якушев не ответил.

Самарин велел нам разъехаться по домам и отоспаться. Если бы мы выполнили приказ генерала, то спали бы до утра. Мы же в пять вечера возвратились в управление.

На первом допросе, когда Якушева привезли на Петровку, о Фалине ничего не было сказано. Все делали вид, что того вообще не существует. Самарин посоветовал нам не касаться Фалина: «Пусть решит, что его взяли по эпизодам квартирных краж». Очевидно, Якушев так и решил. Он рассказывал о кражах эпизод за эпизодом, называя соучастников. Как мы ожидали, кража в квартире покойного журналиста Фалина была делом рук Якушева и его приятелей. Но Якушев ничего не сказал о том, кому передал похищенные документы. В общей сложности он назвал четырнадцать квартирных краж и двенадцать соучастников. У Бестемьянова появилась возможность довести до конца несколько нераскрытых дел…

В ожидании Якушева я думал о том, почему он умолчал о Фалине. Неужели он все-таки причастен к убийству? Наконец его привели.