Затянутый узел

— Ну, Михаил, загнул! — весело сказал Бестемьянов. — К тому времени, когда вы с Саней залезли в первую квартиру, ты был готов, чтобы пасть. Иконы, джинсы, кассетники. Разве не так?

— Так и не так. Кто в молодости не балуется? Купил здесь, продал там. Этим все занимаются.

Бестемьянов взглянул на часы.

— Давай, Михаил, конкретнее. Нас следователь ждет.

Я показал Ильину фотографию Нелли.

— Узнаете?

— Девчонка, которую Фалин хотел за что-то пугнуть. Приперся ко мне однажды в семь утра, поднял с постели и потащил на Беговую, к дому десять. Ждали час, если не больше, пока она не вышла. Велел запомнить ее и найти Кошку. Кличка такая у одного парня по фамилии Царапкин. Он тоже участвовал в квартирных кражах. Нашел у винного магазина. Большой любитель поддавона. Кошка взял с собой собутыльника. Я им показал девчонку и смылся.

— Почему ты раньше не смылся, Михаил? — сказал Бестемьянов.

— Вам легко говорить! Вам же не угрожают расправой. Нож в бок — и все дела. Дрожишь за свою шкуру как последний заяц.

— Ладно, заяц, пошли к следователю, если у гражданина майора нет вопросов.

У меня не было вопросов. Ильин встал.

— Мы с Саней хотели убить эту сволочь Фалина. Я выследил его. Он теперь живет у Курского вокзала на улице Чкалова с новой любовницей.

— Сухари не забудь, — сказал ему Бестемьянов.

Утром я купил на Черемушкинском рынке три гвоздики и поехал в институт имени Склифосовского. Нелли была рада и мне, и цветам. В ее облике мало что изменилось, разве что цвет кровоподтеков, но говорила она уже свободно. Мы поболтали минут пятнадцать.

В управлении я узнал, что накануне был проведен следственный эксперимент. Якушеву дали веревку и попросили сделать морские узлы — восьмерку и удавку. Экспертиза не обнаружила идентичности с узлами на контрольной веревке. И слава богу, подумал я, принимаясь за составление плана действий. Выспавшись, я был полон энергии и идей.

Первым пунктом я записал беседу с Якушевым об Игнатове. Теперь, когда был проведен следственный эксперимент, я мог разговаривать с ним, не испытывая противного чувства подозрительности.

Якушев выглядел плохо, лениво двигался и говорил вполголоса. Оживился он на секунду, когда я сказал ему, что Ильин пришел с повинной.

— Правильно сделал.

Я попытался развеселить его, сказав, что Ильин пришел не с пустыми руками, а с пакетом сухарей, но Якушев лишь слабо улыбнулся.

— У меня создалось впечатление, что он к вам привязан, — сказал я. Никакой реакции. — Поговорим об Игнатове.

Я думал, он встрепенется. Он же равнодушно отмолчался.

— Где вы с ним познакомились?

— Я не знаком с ним.

Выходило, что не так уж ему все было безразлично, раз говорил неправду.

— Игнатов Олег Григорьевич, — сказал я. — В его записной книжке есть ваша фамилия, имя и телефон.

— Я не знаком с ним, — ответил Якушев, покраснев.

— Второго января его убили в собственной квартире, убив, повесили.

— Я не знаком с ним.

Я показал Якушеву фотографии висящего в петле Игнатова. Он отвернулся.

— Поэтому меня заставили вязать узлы?

— Поэтому, Якушев, поэтому. И давайте договоримся не тратить время на ложь. Лгать, я вижу, вы научились, но не очень. Краснеете. Сохраните, Якушев, это редкое человеческое качество. Оно вам еще пригодится в жизни.

— К смерти Олега Григорьевича я не имею отношения.

— Я и не утверждаю, что вы убили его. Где вы познакомились?

— В Емецком районе Архангельской области, когда я был в стройотряде. Мы строили в одном колхозе свинарники. Дело плохо шло. Не хватало материалов. Как-то приехал Олег Григорьевич, поговорил с нами… Переманил нас на лесозаготовки, посулив хорошие заработки.

— Почему вам пришла в голову мысль навести Фалина на него?

— Да это чистая случайность. Я только высказал предположение, что Игнатов напал на золотую жилу. Я даже фамилии его не называл. Фалин вцепился в меня, стал расспрашивать о лесозаготовках, а потом велел показать ему издали Игнатова.

— Дальше.