Затянутый узел

«Олег, напрасно ты избегаешь меня. Надо поговорить. Заезжал. Ты не открыл, сделал вид, что тебя нет дома. Напрасно. Сток и Маркел бушуют, особенно Сток. Пора положить конец этому. Вас связывает почти сорокалетняя дружба. Нельзя топтать это. Я лично снимаю свои претензии, считая возникшую ситуацию недостойной нас. Зачем надо было вмешивать в это дело постороннего? Прошу позвони мне. Любящий тебя Г. Шталь. 1 января 83 г. 18 час. 15 мин.»

Мне позвонил дежурный и сказал, что у центрального поста меня ждет мальчик с пакетом. Я чувствовал себя неважно — от насморка трещала голова, знобило. Я попросил Хмелева спуститься вниз. Он вернулся через пять минут с толстым стандартным конвертом, адресованным мне.

— Очередная порция фотографий? — спросил я.

— Подозрительная история, — ответил Хмелев. — Какой-то мужчина дал мальчишке рубль на мороженое и велел передать этот конверт тебе. Мальчишке восемь лет. Описать мужчину он, разумеется, не смог.

Я собрался вскрыть конверт.

— Не вздумай вскрывать! — сказал Хмелев, — Там не фотографии. Я смотрел на свет.

— На ощупь что-то твердое, вроде металлическое. Но по весу на металл не похоже.

— Черт знает, что там лежит. Может, пластиковая бомба. Давай отнесу в НТО.

— Ты хочешь, чтобы нас подняли на смех? Вся Петровка будет смеяться над нами из поколения в поколение.

— Не вскрывай!

Но было поздно. Я надорвал конверт. В нем оказалась магнитофонная кассета.

— Включай магнитофон.

— Ну, сейчас услышишь отборный мат.

Хмелев оказался прав, но частично.

Мы прослушали кассету от начала до конца. Это была запись разговора трех человек с матом и музыкальными паузами. И это была тайная запись, потому что голоса принадлежали Стокроцкому, Маркелову и Шталю. Они говорили об Игнатове. Был еще и четвертый, тот, кто сделал запись и прислал мне. Вместо его голоса звучала музыка. Он хорошо потрудился над пленкой, использовав опыт репортажей хоккейных матчей из Канады.

Я знал, что восстановить голос не удастся, но все же позвонил Каневскому.

— Между прочим, техника до этого еще не дошла, — сказал он.

Надо было ехать к Мироновой. Я с восхищением подумал о ней, отдавая должное ее уму. Она угадала суть конфликта друзей, конфликта, который привел к убийству.

— Послушаем еще раз, — сказал я.

С т о к р о ц к и й. Я не желаю ничего больше обсуждать. О переговорах и примирении не может быть речи. Пошел он (далее следовал мат).

М а р к е л о в. Сколько можно пытаться разговаривать с ним по-человечески!

С т о к р о ц к и й. Когда не понимают человеческого языка, действуют с позиции силы. Его, суку, повесить мало!

Ш т а л ь. Олег не прав, согласен. И все-таки…

С т о к р о ц к и й. Никаких «все-таки»! Хватит! Приговор вынесен и обжалованию не подлежит. (Далее следовал мат.)

Музыкальная пауза.

Ш т а л ь. Я категорически против.

С т о к р о ц к и й. Это ваше право. Маркел, ты?

М а р к е л о в. За.

С т о к р о ц к и й. Два против одного. (Далее следовал мат.)

Музыкальная пауза.

М а р к е л о в. Какая гарантия, что получим деньги?

Музыкальная пауза.

С т о к р о ц к и й. Большая сумма. По десять тысяч на меня и Маркела, пять тысяч на Геннадия. Так вот каждый из нас сбрасывает на это дело половину своей суммы.

М а р к е л о в. Подтверждаю.

Ш т а л ь. Я отказываюсь от всего.

С т о к р о ц к и й. От денег тоже?

Ш т а л ь. От денег тоже.

С т о к р о ц к и й. Прекрасно. Эти деньги пойдут в общий котел.

Музыкальная пауза.

Ш т а л ь. Друзья, страшное дело вы затеяли. Надо остановиться, пока не поздно.

С т о к р о ц к и й. Ваши интеллигентские колебания (далее следовал мат). Многого вы добились, выступая эмиссаром?

М а р к е л о в. Чего вы боитесь?

Музыкальная пауза.

С т о к р о ц к и й. Откроет или не откроет дверь, нас не касается.

М а р к е л о в. Мы за это деньги платим.

С т о к р о ц к и й. Немалые. Нас интересует результат. Первое — наказать эту суку (следовал щелчок, видимо, стыковали фразы, произнесенные в разное время) Олега Григорьевича Игнатова. Второе — деньги.

Дальше какой-то ансамбль исполнял на английском языке песню о любви.

Миронова допрашивала Шталя. В коридоре прокуратуры в ожидании вызова сидели Стокроцкий и Маркелов. Увидев меня, оба встали. Стокроцкий протянул руку, но я не пожал ее.

— У меня насморк, боюсь вас заразить, — сказал я.

— Что происходит? Почему нас опять вызвали? — спросил Стокроцкий.

— Следствие, — ответил я.