Затянутый узел

Удастся ли Хмелеву с группой опередить Фалина? Фалин какой день разыскивал Аспирина и Картуза. Группа ждала Аспирина у Маруси. А Фалин мог перехватить Аспирина на полдороге. И это было предусмотрено, но группе следовало избежать ареста Фалина.

Самарин настоял, чтобы Фалина арестовали последним, после Аспирина и Картуза. Мы с Хмелевым предлагали задержать Фалина немедленно, сознавая трудность осуществления плана Самарина. Трудность заключалась в том, что мы должны были не дать возможности Фалину расправиться с Аспирином и Картузом. При том, что мы не знали, где находятся Аспирин и Картуз, трудность умножалась вдвое. Фалин имел шанс, минимальный, но все-таки шанс, опередить нас. Тогда нам с Хмелевым не сносить бы головы. Но Самарин сказал: «Это ваши трудности. За это вы зарплату получаете». Если генерал напоминал нам о зарплате, спорить было бесполезно. Хмелев все же не удержался. Он сказал, что Фалин может сбежать, скрыться. Я думал, Самарин более строго напомнит о зарплате, а он сказал: «Никуда не сбежит». Генерал был прав. Фалин уверовал в свое алиби. Не зря же он прислал нам магнитофонную кассету. Он выступал миротворцем, в час убийства находился далеко от квартиры Игнатова, о чем могли свидетельствовать по меньшей мере три человека — Стокроцкий, Маркелов и Шталь. Они и свидетельствовали, взятые по настоянию прокурора под стражу. Миронова считала достаточной мерой подписку о невыезде, но ее начальство рассудило иначе… Правда, были вещи из квартиры Игнатова, которые Фалин продал скупщику краденого. Но они лишь косвенно подтверждали вину Фалина.

Операцию следовало провести так, чтобы лишить Фалина малейшей возможности убрать Аспирина и Картуза. Мертвые не говорят. Смешно, но мы защищали бандита от бандита.

Обед был готов, а телефон все молчал. Я несколько раз поднимал трубку, проверяя гудок. Телефон работал исправно. Он зазвонил во втором часу ночи.

— Можешь спать спокойно, — сказал Хмелев. — Аспирин у нас.

В этот раз я принял аспирин с улыбкой.

Омерзение, которое испытываешь, даже находясь в одном помещении с убийцей, не покидало меня все время, пока Миронова допрашивала Аспирина. Бог ты мой, как он просто говорил о самом страшном поступке человека — убийстве себе подобного. Он знал, на что шел. Но на что он рассчитывал? На наши чересчур гуманные законы? Он их знал не хуже юристов. У него было время их изучить. Не в высшем учебном заведении. В колониях. Поэтому он давал «чистосердечные» показания. Поэтому он с готовностью завязал на веревке морские узлы, когда настало время следственного эксперимента. Он не отрицал, что узлы на веревке, на которой был повешен Игнатов, завязаны им, но оговорил, что сделал это по указанию Фалина, как оговорил, что удар бронзовым подсвечником нанес Игнатову не он, а Картуз. Он утверждал, что ни к чему в квартире Игнатова не прикасался. Возможно, так и было, мы ведь не обнаружили его следов.

Экспертиза подтвердила идентичность узлов на двух веревках. Это была необходимая формальность. Миронова подшила к делу акт и взглянула на часы. Мы ждали Спивака. В ту же секунду в дверь постучали.

— Войдите, — сказала Миронова.

Вошел Спивак.

Мы уже знали, что он не причастен к убийству. Второго января, как удалось установить, Спивак с сыном прозаически опоздал на поезд и всю ночь провел в аэропорту. Заказанное им такси пришло вовремя, но таксист перепутал корпуса, что нетрудно сделать из-за отсутствия номеров на абсолютно схожих домах, и прождал полчаса у соседнего корпуса. Только зачем понадобилось Спиваку вводить нас в заблуждение и тем вызвать наше подозрение?

— Испугался, — сказал он. — Будто нарочно я все подстроил, чтобы иметь…

— Что иметь? — спросила Миронова.

— Ну это самое, алиби, — смущенно сказал Спивак. — Советовался я с одним умным человеком. Он мне сказал, что у каждого, кто идет на Петровку, должно быть железное алиби. Иначе говорит, засадят. Какое алиби было у меня?! Я ему железнодорожные билеты. Билеты, говорит, свидетельствуют против тебя. Сожги, говорит, их, а конверт сохрани. В случае необходимости, говорит, предъявишь. Я ему рассказал все, как было. Такси не приехало, мы с сыном побежали на улицу, поймали левака, опоздали на поезд, с вокзала поехали в аэропорт, всю ночь проторчали там. Только утром вылетели. Он стал смеяться. Милиции, говорит, делать нечего, как искать свидетельства твоей невиновности. Засадят, говорит, как пить дать. Спасение утопающего, говорит, дело рук самих утопающих. Струсил я. Честно вам говорю. Теперь камень с плеч свалился. Спасибо вам большое, и вам, Ксения Владимировна, и вам, Сергей Михайлович.

— Меня не надо благодарить, — сказала Миронова. — Нам с вами придется еще раз встретиться.

— Почему?

— Во-первых, в деле лежит ваше заявление, и мы обязаны на него прореагировать. Во-вторых, дача ложных показаний карается законом. Разве ваш советчик не говорил? В-третьих, мы должны наконец разобраться с яблочным… — Миронова хотела сказать «бизнесом», но воздержалась… — с яблоками. А сейчас вы свободны.