Затянутый узел

— Куда? — удивился он. Амиран был в санатории, Мераб еще не возвратился. С моим отъездом всю работу в отделе пришлось бы выполнять Левану и Гарри.

— В Цхалтубо.

Леван о многом догадывался и не стал ни о чем спрашивать.

— Хорошо, езжайте.

Лишь позже он спросил:

— Что с пьесой?

Я коротко рассказал.

— Что вы собираетесь делать?

В который раз мне задавали этот вопрос за последние дни!

— Еще не знаю.

Мы были в отделе вдвоем. Гарри интервьюировал каких-то иностранцев в Обществе дружбы с зарубежными странами.

— Я тоже не знаю, что вам посоветовать. Все мы прошли через это и живем, как видите. — Он горько усмехнулся. — Живем. — Он подошел к окну, в которое ярко светило солнце, и задернул штору. — И вы будете жить…

Да, но как? Терзая себя и своих близких? Срывая злость неудачника на других? Мне не хотелось говорить об этом с Леваном, и я спросил:

— А что со статьей?

— Лежит в сейфе главного.

— Выходит, она не будет опубликована?

В письмах читатели просили напечатать подробности о Санадзе и его компании.

— Вы многого хотите.

— Да, наверно. Я всегда многого хотел.

Зазвонил телефон. Я взял трубку и услышал голос Дато.

— Как поживаешь, Серго?

— Твоими молитвами.

— В таком случае ты должен быть счастливейшим человеком. Я день и ночь молюсь…

Я перебил его.

— Извини, Дато, у меня полно дел. Завтра уезжаю в Цхалтубо. У тебя что-нибудь срочное?

— Неужели я стал бы беспокоить тебя иначе? Очень срочное. Через минуту буду у редакции. Поедем в тюрьму.

— В тюрьму? Зачем?

— Как зачем, Серго! Карло освобождают!

Я онемел от радости.

— Серго, слышишь? Карло освобождают! — крикнул Дато и засмеялся как безумный. — Ты сегодня должен быть с нами.

— Карло Торадзе освобождают, — сказал я Левану.

— Серго, ты слышишь меня? Ты должен быть с нами!

— Нет, Дато. Не буду вам мешать, — наотрез отказался я.

Получив гонорар, я поехал на вокзал за билетами, но по дорогое велел шоферу такси развернуться.

— Сначала подъедем к тюрьме.

Метрах в двадцати от тюрьмы я попросил остановить машину. В тени зеленых ворот я увидел Дато с родней. Он поддерживал под руку пожилую женщину в черном, видимо мать.

Не знаю почему, но я волновался и нетерпеливо глядел из такси на дверь в воротах.

Солнце жгло, и шофер вышел из такси. Пот струился по мне. Но я оставался в машине, опасаясь, что Дато ненароком заметит меня.

Наконец дверь в воротах приоткрылась и выпустила Карло Торадзе. К нему бросились родные.

— Поехали, — сказал я шоферу.

Нина перешивала платье. На стуле лежал раскрытый, наполовину уложенный чемодан.

— Ты был у матери? — спросила Нина, отрываясь от шитья.

— Нет, не успел. Забегу завтра перед поездом.

— Меня совесть мучает.

— Почему?

— Увожу тебя, когда она больна. Не говоря уж об остальном.

— Вчера она чувствовала себя гораздо лучше. Об остальном не думай. В Цхалтубо у нас будет достаточно времени и подумать, и обсудить, как жить дальше.

Она оставила шитье, подошла ко мне и, опустившись, положила голову на мои колени.

— Ты даже не представляешь мою радость. Я так рада, что мы едем, понимаешь, едем вместе и будем вместе, что у меня есть ты. — Нина запнулась и виновато произнесла: — Слов не хватает… Может быть, там, вдали от Тбилиси, сумею сказать то, что хочу тебе сказать сейчас. Я должна. Я сумею. Вот увидишь…

— Нина!

Она подняла голову. Я поцеловал ее в мокрые от слез глаза.

— Я люблю тебя. Очень люблю.

Она улыбнулась.

— Это я очень люблю тебя.

Зазвонил телефон.

— Насчет собак, — сказала мне Нина, прикрыв трубку рукой. — Что ей ответить?

— Что ты не будешь покупать собак, поскольку это противозаконно и вообще живых существ не продают.

— Сережа, ты убежден, что я должна отказать ей?

Я был против собак, против иллюзиона. Я надеялся, что сон сбудется и Нина встанет на Бармалея. А там посмотрим…

— Скажи, что уезжаешь и позвонишь по возвращении.

Повесив трубку, Нина поставила на проигрыватель пластинку и принялась за шитье.

— Вчера я видел Карло Торадзе…

Накануне я сообщил ей только об освобождении Карло. В большем и не было необходимости. Но я не мог ничего от Нины скрывать. Мне казалось, что я обманываю ее.

Нина промолчала.

— Издали, — сказал я. — Подъехал к тюрьме.

— Не удержался? — спросила она, не поднимая головы.

— Не удержался, — признался я. — Дато собирается приехать вместе с ним в Цхалтубо. Ты не возражаешь?

— Что с тобой поделать? Пусть приезжает, только ненадолго.

— Конечно, ненадолго, — засмеялся я.

— Ты когда-нибудь был в Цхалтубо?

— Заезжал на час. Это рядом с Кутаиси. Красивое место, но скучное.

— Зачем же ты едешь?

— Лечиться.

— Лечить меня. — Нина снова подошла ко мне. — Я знаю, я все знаю…

— Начало двенадцатого. Ты не успеешь закончить платье.

— Черт с ним, с платьем! Я мечтала о нашей поездке, все равно куда, но не верила… А вдруг теперь, с сегодняшнего дня, все мои мечты будут сбываться? Что тогда?

— Тогда ты станешь самым счастливым человеком в мире.

— Стану. Вот увидишь, стану!

— Почему ты так уверена?

— Потому что я очень хочу этого.

Зазвонил телефон.

— Просят тебя, — сказала Нина, протягивая трубку.

— Меня? Не может быть! — я взял трубку. — Слушаю!

— Вы Серго Бакурадзе? — спросил взволнованный женский голос.

— Я.