Затмение

В этом-то всё и дело. Я не знал, что делать. Я должен был найти выход. Я больше не чувствовал движения и был почти уверен, что корабль либо разбился, либо где-то сел. Сколько у меня было времени, можно было только гадать. Я выбрался из воронки и последовал вглубь сборщика вдоль V-образного желоба, который был заполнен каким-то тошнотворным мусором. Протиснувшись между высокими стенами, я оказался в комнате размером с огромный амфитеатр. По обе стороны от меня стояли колоссальные чаны и котлы, подсоединённые к лабиринту труб, уходящих вверх и вниз.

Комната, должно быть, была не выше трёх этажей - сеть ромбовидных балок, узких проходов и перекрывающихся решеток. Чаны были достаточно большими, чтобы в них можно было варить вагоны. Я шёл среди них, глядя с чем-то вроде благоговейного трепета на эти огромные сосуды и их змеящиеся трубки, и спиралевидные шланги. Я слушал, как они шипят, булькают и кипят. Они были тёплыми на ощупь и выглядели как гигантские глубоководные кальмары со всеми этими трубами, извивающимися со всех сторон.

В том, что я на фабрике, я не сомневался.

И чем дальше я продвигался, тем очевиднее всё становилось. Это было похоже на завод консервов, но вместо рыбьих кишок, чешуи и морской слизи на полу было три дюйма скопившейся крови, жира и субпродуктов, побочных продуктов процесса обработки. Вонь была невообразимой и тошнотворной. Вонь кислот и масел, бальзамирующих жидкостей и консервантов, человеческого жира, волос и костей.

Это место было скотобойней.

Я спотыкался, прикрывая рукой нос и рот, пока продирался сквозь смесь запахов, которые слишком сильно напоминали мне запах засорившейся канализации — тяжелый, железистый запах крови, тканей и плавящегося жира.

По мере того как я осматривался, я всё больше убеждался, что что-то случилось, какая-то механическая неисправность. Некоторые чаны выглядели повреждёнными, а шланги и трубопроводы над ними почернели, как от огня. Когда запах усилился, я подошёл к чану, который буквально лопнул ... клубы пара вырывались из кипящего ведьминого котла. Они ударили мне в лицо обжигающей, отталкивающей волной, которая чуть не поставила меня на колени. Это была вонь гниения, падали, тушащейся в собственных прогорклых соках. Из него стекало отвратительное, пенящееся варево чего-то темного, маслянистого и мерзкого. На полу скопилась огромная лужа, поверхность которой была покрыта огромными островками человеческого жира и клочьями волос.

Я не мог этого вынести.

Я бросился бежать, но чаны были повсюду. Вдруг воздух стал холоднее. Не просто сквозняк, а по-настоящему холодным, как из холодильника. Я двинулся дальше, и стало ещё холоднее. Я прошёл через высокий сводчатый проход и снова ощутил давление, как тогда, когда кабель тащил меня через отверстие в сборщик. ещё одна осязаемая, но невидимая мембрана или пузырь. Порыв арктического воздуха обрушился на меня и заставил втянуть воздух быстрыми, короткими вдохами.

Я был в морозильной камере. На каждом мясокомбинате есть такая. Передо мной предстали бесконечные ряды чего-то похожего на длинные, тяжелые пластиковые мешки, покрытые инеем. Набравшись смелости, я подошел к одному из них и смахнул иней, чтобы посмотреть, что там внутри.

Я снова чуть не упал на колени.

Я знал, что увижу, но тёмный ужас всё ещё бушевал во мне. Я смотрел на лицо женщины, растянутое и бескостное. Она была выбрита наголо, подвешена на крюк и засунута в тяжёлый прозрачный мешок. Пакет с мясом.

Я подошёл к следующему пакету, а потом к ещё одному и ещё одному. Мужчины, женщины и, да, дети. Я бродил среди этих кусков человечины, впитывая всё это, позволяя ужасу наполнять меня, как яду, пока он не начал просачиваться из меня. Я понятия не имел, сколько тел находится в этой бесконечной чёрной комнате, но был уверен, что их тысячи. По крайней мере, всё население города. Я знал, что где-то здесь Кэти, Билли, Бонни и все остальные.

Я достал складной нож и попытался проткнуть один из мешков. На ощупь он был очень похож на полиэтилен. Мне удалось разрезать его после некоторого распиливания, и раздалось шипение воздуха, то ли входящего, то ли выходящего. Но самым тревожным было то, что мешок кровоточил. Из щели сочилась тонкая струйка какой-то бледно-голубой жидкости.

Наверное, тогда я запаниковал.

Я испугался.

Попятившись от мешка, я наткнулся на другой, а затем вздрогнул, наткнувшись ещё на один. И вдруг мне показалось, что я потерялся среди них, затерялся в лесу замороженных мешков для трупов, и они свисали со своих крюков и натыкались на меня, задевая мою спину и руки, и я боролся и проталкивался сквозь них, видя лица трупов, прижатые к прозрачному материалу, и чувствуя их отвратительную качающуюся тяжесть. Я упал на землю и пополз на четвереньках, пока не выбрался из морозильника.

Я выбрался из камеры, задыхаясь и дрожа, в животе у меня завязался тугой узел.