Затмение

Было почти половина второго, когда они наконец распрощались с хозяином и покинули виллу «Коралита». Сирена медленно и осторожно вела автомобиль, а Николас все двадцать минут, что они добирались до дома, храпел и бормотал что-то нечленораздельное.

Сирена радовалась, что предоставлена сама себе и ей не нужно общаться с мужем. Она могла думать о Ройоле Фергюссоне и сожалеть о том, что через четыре дня их отдых заканчивается и ей придется покинуть Ямайку.

3

– Ты будешь очень сердиться, моя дорогая? Но пойми, Чарли – мой старый приятель, и мне не хотелось бы отсутствовать на его «мальчишнике» перед свадьбой.

В смешке, который сопутствовал словам Николаса, отчетливо звучали фривольные нотки, и Сирена вздохнула про себя, представив, как муж и его лучший приятель надираются как свиньи в каком-нибудь переполненном баре в Майами. Но она весело проговорила:

– Ну что ты, я совсем не возражаю.

Они завтракали на террасе, под сенью ветвей франгипани, не заслоняющих, однако, прекрасный вид на искрящиеся воды Голубой лагуны.

– Представляешь, старый бродяга решил остепениться и теперь женится на американской манекенщице. Совсем рехнулся. – Николас щелкнул пальцами. – Познакомился с ней всего две недели назад. Хотелось бы мне присутствовать на встрече невесты с ее будущими родственниками в Атертон-Холле. Забавное будет зрелище. Они ведь спали и видели, как он делает предложение достопочтенной Арабелле Сеймур.

– Не той ли жуткой Арабелле с гнилыми зубами и прыщавой кожей? – фыркнула Сирена.

Николас кивнул, посмеиваясь.

– Именно той.

– Ну, тогда я рада, что он взбрыкнул и нашел себе американку. Ему повезло, – сказала Сирена, бросая крошки нахальной птичке, пристроившейся к ним завтракать.

Николас сменил тему разговора.

– Думаю, коль скоро мы отправляемся через пару дней домой, мне нет смысла возвращаться сюда.

Сирена, на которой был простенький саронг из батика, лениво потягивала апельсиновый сок.

– Хорошо, я останусь и закрою дом, Николас. Ни о чем не беспокойся, – сказала она твердо. Сирена видела, что муж разочарован, и понимала, что ей нужно вести себя крайне осторожно.

– А я думал, ты захочешь полететь со мной в Майами… – Николас замолчал и с надеждой прибавил: – Ты могла бы походить по магазинам.

Сирена нахмурилась, сведя темные брови.

– У меня и здесь еще много дел. Я обещала навестить Томаса из Френчмен-Коув, он хотел переслать со мной письма в Англию. Нужно оплатить несколько счетов. И еще много чего, – вздохнула она.

На ее губах заиграла смутная улыбка.

– И вообще, что прикажешь мне делать, когда ты с Чарли и своими дружками будешь гудеть всю ночь напролет?

Глядя на жену поверх чашки, Николас уловил в ее глазах знакомый упрямый блеск. У него не было сомнений: она принесет ему много хлопот, если заставить ее насильно ехать в Майами.

– Ты права. Приводи в порядок дела и закрывай дом, а я уж провожу старину Чарли в новую жизнь.

– А ты там не загуляешь с какой-нибудь разбитной девицей? – игриво поинтересовалась Сирена.

– Будь спокойна, дорогая. Я не из таких. С тобой никто не сравнится. И ты это знаешь.

– Конечно, Ники. Но я также знаю старую вест-индийскую поговорку: «Раскаленный утюг может охладить даже грязная лужа».

Николас покачал головой в шутливом неодобрении.

На следующее утро Сирена проснулась в шесть часов утра. Как бы поздно она ни ложилась и какая бы усталая ни была, она всегда просыпалась в одно и то же время.

Николас шутил, что не расстается с самым прекрасным и надежным будильником в мире. Сирена никогда не рассказывала мужу, что приобрела эту привычку в частной школе, где насильно приучила себя к раннему пробуждению. Это стало своеобразным ритуалом, так необходимо ей было свое личное время – час перед подъемом, когда она залечивала душевные раны.

Сирена уже собиралась выбраться из постели, чтобы, как обычно, поплавать с утра, но тут зашевелился Николас и обхватил ее за талию. Ей не хотелось сопротивляться.

– Останься со мной, – шепнул он ей на ухо.

От мужа пахло острым вест-индским перечным соусом, смешанным с табачным запахом, – совсем не впечатляющее сочетание.

Он притягивал Сирену все ближе, руки его скользнули к ее бедрам, пенис упирался в ягодицы.

Сирена от досады закусила губу.

– Ники, пожалуйста, не сейчас. Позже. После того, как я поплаваю.

Она старалась, чтобы ее обещание звучало искренне, и одновременно сжимала бедра, чувствуя его настойчивые толчки.

Помогая себе рукой, он почувствовал, что жена затаила дыхание.

– Ну, пусти меня, Банти. Пожалуйста, – его тихий голос звучал очень настойчиво, и Сирена поняла, что сопротивление только усилит его пыл. Прижавшись к спине жены, Николас не видел, как на ее лице, когда она развела ноги, появилось выражение покорного смирения. С мучительным стоном он вошел в нее.

– Ну, скажи мне, Банти, скажи, пожалуйста, – молил он.

Его голос с нарочито детскими интонациями выводил ее из себя. Сирена знала, что он хотел слышать. Каждый раз одно и то же. С отвращением Сирена подчинилась его просьбе.