Повторюсь, она стоит совсем одна, держит в руке бокал с коктейлем и шпажкой-зубочисткой несколько нервно гоняет по сладковатой жидкости одинокую маслину, пытаясь проткнуть её насквозь. При этом вы видели, – самым краешком глаза видели – что она с самого начала вечера незаметно следила за вами. Иногда на её лице (ах, что это за лицо!) появлялась складка с раздражением; а в глазах, временами, – ревность и ещё обращенная к вам мольба прекратить «всё это».
«Нет, дорогая, – думаете вы, – я не прекращу! Это только начало! Мне всё это чертовски надоело! Я сегодня живу последний день! Последний день живу! Понятно тебе это? Как честный человек, живу последний день! А потом я совершу подлость».
Вы смотрите на неё, она смотрит на вас. Вы знаете: она сейчас читает ваши мысли; а она знает, что вы ловите в её глазах каждое подуманное ею слово.
И что вы, читатель, думаете? Думаете, в глазах этой благороднейшей и сильной женщины мольба о пощаде? Ничего подобного. В них только одно: «Как же ты жалок и ничтожен! К чему весь этот спектакль? Ведь ты же не такой. Неужели всё это из за несчастной премии? Из-за денег? Не верю! Этого не может быть! Тогда, почему? Почему?»
«Милая моя! Милая моя… Я и сам не знаю – почему. Я устал. Слышишь? И ты устала».
И я (вы) отворачиваюсь от неё, заканчиваю свой «спектакль», перестаю закусывать и начинаю пить.
А дальше, дорогой читатель, вам всё известно. Вы (я) проснулись чуть ближе к обеду и обнаружили в себе медведя, который забрался в вас, как в берлогу, и давит свой шерстью вам на сердце.
Желчь
Из инструкции по эксплуатации
На сеансе в тесном круге, так, чтобы можно было дотянуться локтями друг до друга, каждый на своем отдельном стульчике сидели и играли в мячик спивающиеся от пресыщения заносчивые идиоты-менеджеры среднего звена, бунтующие от безделья безыдейные прыщавые повстанцы-оппозиционеры, матерящиеся и потягивающие пиво мамаши с грудными детьми в колясочках, лузгающие семечки маргиналы-гопники, испражняющиеся из чувства классовой ненависти на забор дачника-пенсионера сорокалетние шкафообразные тунеядцы, а также депутаты первого созыва, уподобляясь Цезарю, демонстративно и во всеуслышание решающие по телефону проблемы копеечной значимости.
Врач-психотерапевт (если по отношению к нему вообще употребимо это благородное звание – врач) проводил коллективный тренинг. На первом занятии он применял излюбленный метод диагностики и классификации в целях назначения индивидуального курса терапии. Он запускал мячик в круг, просил найти общую тему для беседы и умолкал на час-пятнадцать, наблюдая за происходящим. Со стороны могло показаться, что он очередной шарлатан, однако, как это ни странно, все его пять групп демонстрировали завидный прогресс, даже более того – десять человек из группы «Ц» благополучно завершили лечение и вновь пополнили ряды полезных членов социума.
В числе присутствующих на сеансе находился студент-первокурсник, который под видом пациента проходил производственную практику в этой частной клинике. Пока врач наблюдал за членами группы, студент наблюдал за врачом. Юноша пытался анализировать – точнее, пребывая в некоторой туманной растерянности, он строил догадки о том, к каким заключениям мог бы прийти этот так называемый врач. «Хорошо, – думал он, – кто все эти люди? Отбросы общества или типичные его представители? Больные, которых нужно отгородить от здоровых, или больные, которых нужно обезопасить от самих себя, или же больные, ставшие нормой?
Очевидно, основная их часть даже не осознает суть своих проблем, самоуверенно имитирует жизнь и сойдет в могилу, так и не узнав смысла появления на свет. Разумнее всех те, которые не играют в имитацию, а, как сорняки, смирившись со своей ненужностью, тянут стебли к солнцу и гнут к земле полевые ромашки. И вот этот «так называемый врач», видимо, хочет обратить сорняк в ромашку. Нужно ли это делать и каким образом?
Допустим, у одних можно отобрать алкоголь и опиум, вручить лопату и отправить на две недели на сбор урожая картофеля, после этого перебросить на строительство фермы и уборку конюшен с выплатой вознаграждения, соразмерного окладу менеджера среднего звена. Соприкосновение с реальным трудом, хотя бы даже принудительным, говорят, выводит жировые отложения из мозга впавших в депрессию кретинов и наполняет их жизнь здоровым смыслом. Других можно было бы заслать надолго куда-нибудь в заброшенную деревню для изучения обстановки на местах и разработки плана по восстановлению хозяйственных укладов и возвращения сельчанам радости бытия. Третьих желательно было бы привязать к березе и отхлестать вожжами до потери чувств и обретения знания о великой силе и значимости живого слова. Четвертых стоило бы… Впрочем, всех вначале нужно взбодрить. Холодом! В Сибирь их всех! Лет на пять!»