Затмение

Увлекшись воспоминаниями об этом сне, со всей его жестокостью и мистическим великолепием, я едва не упустил Квирка еще раз: когда мы оказались на окраине города, он неожиданно нырнул в какой-то узкий, обрамленный высокими белыми стенами, увитыми поверху плющом, переулок. Я знал, куда ведет этот путь, и позволил Квирку отойти подальше, так что если бы он внезапно обернулся, а я не сумел найти где спрятаться, с такого расстояния все равно бы не узнал меня. Он ускорил шаг, продолжая поглядывать на небо, которое угрожающе заволакивали тучи. Сидящая возле задней калитки сада собака неожиданно залаяла на него, Квирк попытался ее пнуть и потерпел неудачу. Наконец извилистый переулок уперся в некое подобие поросшей лишайником беседки, укрывшейся под сенью двух буков, снабженной древним позеленевшим насосом, со старинной каменной поилкой для лошадей. Здесь Квирк остановился, несколько раз качнул рукояткой насоса, склонился над бассейном, подставил ладонь и утолил жажду. Я тоже замер, не отрывая глаз, прислушиваясь к плеску воды и шепоту ветра в листве деревьев. Теперь уже неважно, заметит что-нибудь Квирк или нет, пусть даже обернется и узнает меня, все равно мы продолжим идти: он впереди, а я с необъяснимым яростным упорством преследуя его. Но Квирк не оглянулся, постоял немного под сенью деревьев и возобновил свой путь. Я повторял его действия; остановился там же, где он, так же нагнулся, так же поработал рукояткой насоса, так же набрал воду в ладонь и сделал глубокий глоток, — влага в бассейне отдавала землей и ржавым железом. Над головой зловещим шепотом переговаривались деревья. Я походил на странствующего богомольца возле священной рощи. Неожиданно пошел дождь; услышав, как он хлещет, я обернулся, увидел плотную стену воды, она надвигалась все ближе, колыхаясь, словно раздуваемый ветром занавес, и вот на лицо обрушился холодный, яростный стеклянный водопад. Квирк перешел на легкий галоп, торопливо подняв воротник куртки. Я услышал, как он выругался. Поспешил за ним. Мне нравится дождь: в неистовстве ливня чувствуется что-то торжествующее. Крупные капли колотили по листьям буков и плясали на дороге. Раздался треск, потом удар грома, словно что-то огромное лопнуло в небе. Квирк, пригнув облепленную мокрыми волосами голову, припустил со всех ног, стараясь быстрее добежать до конца переулка, высоко вскидывая ноги и лавируя между лужами, словно большая неуклюжая птица. Мы очутились на площади. Теперь нас разделяло какая-то дюжина шагов. Квирк прижимался к монастырской стене, придерживая куртку у шеи. Наконец остановился возле моего дома, открыл ключом дверь, прошмыгнул в холл и исчез.

Я не удивился. С самого начала что-то подсказывало мне, куда именно лежит наш путь. Казалось логичным, что Квирк приведет меня сюда. Дрожа от сырости, я стоял, не зная, что произойдет дальше. Дождь стучал по листве вишневых деревьев; сколько же у них терпения и стойкости, подумал я. На мгновение мне привиделось, что мир вокруг в немой покорности корчится в предсмертных муках. Я наклонился, и капли дождя застучали по спине. Позади, сначала тихо и неуверенно, потом все четче и яснее зазвучала дробь копыт: я поднял голову, обернулся и увидел юношу верхом на черно-белой неоседланной лошади. Он направлялся ко мне. Сквозь плотную завесу дождя сначала удалось разглядеть лишь контур скакуна и наездника, слившихся в одну неясную фигуру. Она могла принадлежать и фавну, и кентавру, но все же я увидел юношу верхом на лошади. Он был босой, в грязной шерстяной фуфайке, коротких штанах, восседал на унылой кляче с провисшей спиной и раздутым животом. Приблизившись, бедняжка покосилась на меня настороженным оценивающим глазом. Казалось, юноша совсем на намок, словно его защищал невидимый стеклянный щит. Поравнявшись со мной, наездник натянул веревку, которая служила ему поводьями, и лошадь перешла на неровный шаг. Я хотел заговорить с ним, но не знал, что сказать и промолчал. Юноша то ли улыбнулся мне, то ли, непонятно почему, скорчил гримасу. У него было изможденное бледное лицо и рыжие волосы. Я обратил внимание на старомодный ремень: в его возрасте я сам носил такой же пояс из красных и белых гибких полос с серебряной пряжкой в виде змеи. Я думал, что он заговорит со мной, но он молчал, кривя рот в своей улыбке-гримасе. Потом щелкнул языком, тронул пятками бока лошади, и они направились в переулок, откуда я только что вышел. Я последовал за ними. Ливень стихал. Лошадиная шкура пахла мокрой мешковиной. Возле боковой калитки сада юноша остановился и опираясь на круп лошади, оглянулся, бросив на меня безучастный взгляд. Что произошло в момент нашего бессловесного общения? Я жаждал какого-то знака свыше. Через несколько секунд он отвернулся, дернул за поводья и лошадь, словно заводная, двинулась вперед по кривому переулку. Они неторопливо удалялись, пока не скрылись из виду. Я навсегда запомнил этого странного юношу и его пеструю кобылу, скрывшихся за пеленой летнего дождя.