Девушка подорвалась, выудила телефон и набрала номер:
-Шейн? Ты что-то говорил о том, что хочешь встретиться?
Через два часа Андреа стояла возле зеркала и не без удовольствия разглядывала себя. Да, тридцать ей не дашь, хороша, ничего не скажешь.
Расслабляющая ванна, маска на лицо. Небрежная укладка с мягкими локонами, очень натурально и естественно рассыпающимися по изящным плечам. Укладка, на которую потрачено огромное количество сил и времени. Натуральный, незаметный макияж, на который потрачено времени еще больше, чем на укладку.
Она усмехнулась. Знали бы мужчины, сколько сил и часов жизни занимает этот, так ими любимый, натуральный внешний вид… И как дорого он стоит!
Так, теперь изысканное белье, светлое, только чуть прикрывающее тело. Затем нежно-розовое, ни в коем случае не облегающее, а, наоборот, воздушное платье, только намеком, легким намеком очерчивающее красивые грудь и попу. Туфли на шпильке. Немного парфюма, чуть-чуть. Последний оценивающий взгляд в зеркало.
Ну что же, Шейну сегодня повезет.
А вот и он, ждет внизу уже.
Андреа спустилась, усмехнулась понимающе, оценив его ошарашенный вид и заплетающиеся комплименты. Да, она себе цену знает. Она знает, что она хороша. Очень хороша. Что она — подарок для любого нормального мужчины. Нормального.
Опять с усилием отогнав ненужные, могущие испортить настроение, мысли, Андреа уселась в машину. Шейн обещал сюрприз. Загадочно переводил разговор на нейтральные темы. Девушка не напирала, предвкушая удовольствие. Сегодня она расслабится. Сегодня она будет наслаждаться вечером, собой, мужчиной рядом. Жизнь коротка. Сегодня она себе позволит все.
Увлеченная беседой, она не сразу поняла, что машина остановилась. А когда осознала, куда привез ее Шейн, по коже продрало морозом.
Открыв рот, она с некоторой оторопью слушала, как довольный собой мужчина рассказывает, что сегодня будет петь дочка его хорошего знакомого, Бет. Не одна, а со своим парнем, Заком. И программа обещает быть очень интересной, потому что Бет прекрасно поет, она училась в какой-то там консерватории.
Бет будет петь со своим парнем, Заком. Здесь. В баре Дерила Диксона.
Нет. О Боже мой! Нет!
========== 5. ==========
Мерл был совершенно не в настроении. Он вообще, с момента приезда в город был не в настроении. Братуха удивлялся.
Ну еще бы, блядь! Не пьет, по телкам не шастает, не подначивает. Даже Дерилиной не назвал ни разу!
Конечно, блядь, разрывает шаблон. (Прикольное выражение, подцепил на последнем своем задании от напарника — щенка, которого тащил на себе двое суток по пескам одной очень дружественной страны, почему-то не желающей принимать мир и демократию… миром).
Мерл чувствовал, что дико, просто зверски устал. Он, блядь, слишком стар уже для таких игр. Он, блядь, хочет сесть где-нибудь в уголке и сдохнуть, как побитый, отживший свое, пес. И плевать, что руками по-прежнему сковородки гнет. И плевать, что тот сучонок, его напарник, весил как носорог, а он пер его и пер, матерясь, обливаясь потом, но даже не думая о том, чтоб бросить. И плевать, что руководство, до этого их уже похоронившее и, по слухам, готовившее награды героям (посмертно, само собой; а потом, суки, забыли на радостях даже бабла подкинуть побольше), настойчиво сватало его, Мерла Диксона, белую шваль из жопы страны, бывшего наркомана, бывшего зека, в инструкторы в какую-то охуительно крутую школу, где готовили охуительно крутых суперменов. Как будто, ему было, че им рассказывать, чему учить…
Да его бы самого кто научил.
Как забыть бабу, например.
И че делать, когда руки так и чешутся схватить, утащить и больше не отпускать ни при каком раскладе.
И как в этом случае смотреть в глаза родному брательнику, влюбленному в эту бабу до самых печенок.
И как сдержаться, блядь, и не прибить говнюка, оказавшегося помощником шерифа в этом гребаном городке. Говнюка, что так легко, так спокойно обнимает и целует женщину. Его, блядь, женщину! (ЕГО? Да ты ебнулся, Мерл Диксон, еб-нул-ся…)
Мерл смотрел на так мирно, так душевно сидящую рядышком, перешептывающуюся, пересмеивающуюся парочку и понимал, что выдержка идет по пизде. Что тормоза, блядь, скрипят, воют, предупреждая, что еще чуть-чуть — и сорвет тормозные колодки к хуям!
Что надо просто уходить, пока не поздно, но он никуда не уйдет, потому что поздно! Поздно, блядь!
Не смотреть, не смотреть на них!
Но, блядь, как не смотреть-то? Как не смотреть на нее, на его Китти, такую ОХРЕНИТЕЛЬНУЮ в этом прикиде, с практически просвечивающей юбкой, так небрежно задравшейся, когда она присела за столик, обнажившей невероятные, шикарные бедра.
О, да, Мерл помнил их силу и гладкость…
Как можно оторвать взгляд от копны волос, золотом разметавшихся по плечам?
Она неловко заправляла локоны за ушко, и Мерл чуть не кончал от желания прикоснуться языком к маленькой мочке, с прозрачно и чисто блеснувшей сережкой-гвоздиком, прикусить зубами тонкую плоть, дождаться низкого грудного стона удовольствия.
О да, он помнил, КАК она стонала…
Как, как прекратить разглядывать тонкие пальчики, так изящно поглаживающие бокал?