Затмевая могущественных

Я поглядел на совсем еще молодого парня и узнал в нем Джона Томаса, которого когда-то спас от нападок Хитча. Юноша был до крайности измотан. Мундир его разорван во многих местах и покрыт копотью. Выходит, этот недотепа вместе со всеми дрался у стены госпиталя, а после вытаскивал из него раненых и больных. Война — особенно такая жестокая, как эта — быстро закаляет людей и делает из них солдат.

— Нами зулусы сегодня наедятся, Томас, — усмехнулся Хитч. Тот тоже был жив, и выглядел таким же грязным и измотанным, как и все мы.

— А это правда, что зулусы людей едят, сэр? — спросил у меня Томас. С ладони его зернышки маиса сыпались под ноги. Он уже и думать забыл о переводе продуктов.

— Ты ведь не хочешь это проверить, парень, — усмехнулся, правда, несколько натянуто, я.

— Никак нет, сэр.

— Тогда заткнись и стреляй в них, когда полезут! — заорал на него сержант, бакенбарды которого выглядели уже не столь роскошно.

— Слушаюсь, сержант! — тут же выпалил Томас.

— Для этого тебе понадобятся обе руки, рядовой! — продолжал распекать его сержант. — Так что бросай этот чертов маис — и берись за винтовку обеими руками.

— Слушаюсь, сержант!

Рядом со мной присел прямо на землю Пит Торлоу. Форма на нем представляла собой весьма живописные лохмотья. Костяшки пальцев на обеих руках были сбиты в кровь.

— Твоя пушка готова стрелять по первой команде? — спросил у него я.

— Вполне, — кивнул тот. — Будет чем угостить черножопых.

— Я смотрю, ты и кулаками поработать успел. — Я указал на его сбитые костяшки.

— Было дело. Когда подбирались слишком близко, приходилось проламывать черепа прикладом моей малышки. Хотя я и без нее обходился пару раз.

Стрельба и крики с той стороны стены нарастали. Топот сотен ног уже заглушал слитные залпы солдат Чарда и Бромхэда.

— Скорее бы, — протянул Торлоу. — Противно сидеть тут, когда другие дерутся с зулусами.

— Терпи, Пит, — сказал ему я. — Мне и самому тяжко. Но мы сейчас — засадный полк. — Я увидел, что Торлоу не понял меня. — Последний козырь, — пояснил я, — в той игре, что ведет с зулусами лейтенант Чард.

Кажется, такое сравнение было более понятным для сержанта. Конечно, он ведь никогда не слышал о Куликовской битве.

Стрельба стала частой, словно барабанная дробь. Крики зулусов усилились многократно. От грохота их проклятых барабанов уже раскалывалась голова. И в нее лезли дурацкие мысли. А вдруг Чард и Бромхэд мертвы. Ведь никто больше не знает, когда подать нам команду. Тогда зулусы перебьют всех по ту сторону — и примутся за нас.

Не раз я порывался уже скомандовать огонь. Но всякий раз останавливал себя. Все-таки я верил в Чар— да. Лейтенант не умрет, пока не выиграет этого боя. Почему-то я был в этом непоколебимо уверен.

И вот, когда сил терпеть уже не осталось, прозвучал голос лейтенант Чарда. Он изо всех сил заорал, стараясь перекричать частую стрельбу и вопли атакующих зулусов.

— Русский, давай!

Видимо, на то, чтобы произносить мою фамилию времени уже не было.

— Пали! — крикнул я, поднимаясь над стеной.

Одновременно со мной выстрелили десятки винтовок — и, конечно, чудо-пушка Питера Торлоу.

В этот раз даже эффект от ее чудовищного на столь близком расстоянии выстрела был не столь выдающимся. С виду, по крайней мере. Просто в первые секунды зулусы умылись кровью. Практически в прямом смысле этого выражения. Пули и невидимая сила пушки Торлоу косили их десятками. Они сыпались под ноги солдатам Чарда и Бромхэда, обильно орошая землю кровью. Она и так уже превратилась в кошмарную грязь багрового оттенка, но нам словно было мало. Мы лили и лили на нее новые потоки крови.

Я стрелял не раздумывая. Всаживал пулю за пулей в зулусские лица. Те лопались, будто перезрелые арбузы. Но на смену им появлялись все новые и новые. И казалось, не будет им ни конца ни краю.

Один за другим опустели магазины моего маузера. Я сунул его в кобуру — подхватил винтовку. Мне еще не приходилось пользоваться подобным оружием, но она оказалась столь проста и незамысловата, что я освоился с нею в считанные мгновения. Быть может, сказалась привычка к новому оружию, полученная еще во время службы во 2-й экспедиции.

Господи боже, как давно это было!

Раненый солдат сунул мне прямо в руку распечатанную пачку патронов. Я кое-как утрамбовал ее в подсумок. Наверное, прежде стоило избавиться от бумаги, но я в тот момент как-то не думал о подобных мелочах. Патрон — в казенник. Приклад — к плечу. Выстрел! Снова патрон — в казенник и приклад к плечу. Выстрел! А пальцы левой руки уже будто сами собой лезут за следующим патроном. Приклад больно с непривычки бьет в плечо. Я морщусь, но продолжаю стрелять. Вскоре плечо немеет. Правая рука грозит отказать в любой момент. Но и это не останавливает меня. Я стреляю, перезаряжаю и снова стреляю. И так, пока не заканчиваются патроны в подсумке. Я отшвыриваю скомканную бумажку — на пальцах остаются следы масла. А раненый, быстро заметив мой жест, уже сует мне прямо в ладонь следующую пачку.