Мы смотрели друг на друга несколько угнетающе тихих минут. Казалось, даже ветер замолчал, чтобы дать нам время привести в порядок чувства. Я, стыдно признаться, не могла отвести глаз от прекрасного лица передо мной, отражающего бурю эмоций, сдержанных одной только волей. Я хотела надеяться, что нежность и боль, прорывающиеся сквозь остальное, не были моей фантазией, а существовали на самом деле. И Эдвард в самом деле рад меня видеть. Счастлив, что я осталась жива, и все иное не имеет для него никакого значения. И если бы даже я убила человека, Эдвард бы меня простил…
— Поэтому ты не охотишься? — он взял себя в руки, переходя к насущным вопросам.
— Я еще ни разу не была полностью сыта, — печально пожаловалась я.
Глаза смотрели на меня более чем сосредоточенно:
— Ты должна пытаться, — упрямо настаивал он. — Если не помогут перчатки, я готов приносить тебе пищу до тех пор, пока ты не сможешь больше пить. Морить себя голодом – это не вариант, Белла. Как ты собираешься вернуться к людям, к Чарли, быть безопасной для Джейкоба, если находишься на грани срыва каждую минуту?!
Он был, конечно, прав.
— Ты, правда, готов носить мне пищу, чтобы я не голодала?! — с громадным удивлением выдохнула я.
— Конечно, — согласился Каллен без тени насмешки.
— Надолго ли тебя хватит? — вырвалось у меня. Я не хотела слышать ответ – на самом деле, что бы он ни сказал, я бы ему не поверила. Слишком тяжела оставалась рана предательства, которая была им нанесена.
— На сколько угодно, — прошептал он именно те слова, которые я мечтала услышать. Но я уже знала цену его обещаниям, поэтому отвернулась и хмуро побрела прочь.
— Ты должен быть осторожнее с признаниями, — мрачно пробормотала я, не желая выслушивать его объяснения, потому что снова могла начать доверять. — Потом тебе опять надоест заботиться обо мне, а второго расставания я не переживу…
Не знаю, зачем я так сказала, не хотела ведь намеренно вызвать его чувство вины или – тем более – чтобы он считал себя обязанным. Но некоторые вещи происходят сами по себе, а моя обида копилась слишком долго. Весь мой контроль уходил на борьбу с внутренним огнем, и на хладнокровное поведение сил не хватало.
Реакция Эдварда сокрушила меня.
— Белла! — почти простонал он, вдруг хватая за плечи и разворачивая к себе.
Его лицо отражало ураган противоречивых чувств – от болезненной решимости до абсолютного смятения. Мое утверждение, кажется, потрясло его даже больше, чем смерть рыжеволосой вампирши и ее дружка. Он будто горел.
А может, так было на самом деле, потому что как только его руки коснулись меня, мое самообладание рассыпалось как разбившийся оземь тончайший хрусталь и недремлющее белое пламя рвануло наружу. Вспышка света залила все вокруг, белой пеленой затмила зрение, а сердце тяжело ударило о грудную клетку: «Бу-бух, бу-бух…».
«Бежать, бежать», — это было все, о чем я могла думать. Спасительная пещера стала символом моего умиротворения – только там я ощущала себя собой. Могла не думать, что очнусь в окружении языков пламени, вздымающихся к небу и пожирающих деревья и зверей. Действие происходило автоматически – чувствуя приближение срыва, я бросалась прочь, пока не оказывалась в замкнутом каменном капкане.
Тяжело дыша, я упала на колени, вдыхая запах тлеющего материала. Подняв руки, растерянно наблюдала, как прочная огнеупорная ткань, нагретая до немыслимых температур, покачивается, растягиваясь будто большая желтая жвачка, и крупными густыми каплями падает вниз. Прошло, должно быть, несколько минут прежде, чем в образовавшиеся в перчатках дырки выскочила молния, отразившись от стены и искрами осыпавшись на дно пещеры. Довольно слабенький и маленький разряд – основной удар моей силы защитная ткань выдержала. А это значило, что Эдвард, скорее всего, остался жив…
Угнетающая тишина разрасталась вокруг меня по мере того, как проходили минуты, складываясь в часы трудного успокоения. Печать прикосновения пальцев Эдварда до сих пор горела на моих плечах, врезавшись в идеальную память и терзая сердце. Глупая, глупая Белла.
Я была почти уверена, что Эдвард ушел. Вряд ли он мечтает присоединиться к тем двум могилам, и я понимала прекрасно, что пока представляю такую опасность, никто не захочет общения со мной. Пройдет, возможно, сотня лет, прежде чем я научусь владеть силой, подаренной, словно издевка, жестокой судьбой. К тому моменту мои друзья и родители умрут, а Каллены окончательно забудут… Таков мой удел.
Поэтому я очень удивилась, почуяв запах медвежьей крови и сладкий, ни с чем несравнимый аромат меда и корицы. Высунув голову, я увидела новые перчатки и две медвежьи туши у входа в пещеру и горько усмехнулась аналогии: меня прикармливали, как дикого неуправляемого зверя, прячущегося в берлоге.