Затонувшая земля поднимается вновь

– Ты ее больше не увидишь, – сказал за ее спиной мягким уставшим голосом Томми Джек.

Когда она обернулась, чтобы накинуться на него, его уже не было.

У Перл все осталось как было – кроме матраса, который сняли с дивана и прислонили к стене, да так и оставили, пока он не изогнулся в позе бездомного на какой-то темной городской площади. Ноутбук пропал. Пол припорошила пудра для лица. Из плакатов остался только «ВАМ МОЖНО». Под него перетащили и криво поставили туалетный столик Перл, пустой, не считая блюдца с водой.

– Где ты? – спросила Виктория у вещей. Не думая, окунула пальцы в воду, обнаружив, что она холодная и соленая, как в море.

– Где ты? – Это было обвинение. Это был, как она сама поняла, способ сказать: «Я ожидала большего».

Она уже решила поговорить с толстяком Энди, потому что он вопреки себе казался рассудительным и добрым человеком. Но перед его комнатой до того разило собачьим дерьмом и диабетом, что ей пришлось дышать через рот; и с каждым шагом она слышала внутри шарканье. Собаки нервно порыкивали; стучали по полу их тупые когти. Они там, представляла себе она: вскарабкиваются на лапы, больные, не соображающие, полуслепые, следят за звуком ее передвижений за стеной. И казалось, словно ее слышал кто-то еще: когда она уже собралась с духом, чтобы покончить с этой отвратительной интерлюдией, раздался спокойный и твердый голос:

– Эта девушка, с ее особым сайтом и стрингами, представляет прошлое. Мы – будущее. Теперь мы – будущее.

Когда она вернулась в прихожую, Томми Джек был там же, где она его оставила, – ошивался между входной дверью и лестницей, бездеятельный, как предоставленный самому себе зверек. Он скрежетал зубами. На него падал серый пополам с желтым свет; его глаза были сухие – пустые и отражающие, как у овцы. Внезапно он сдвинулся с места и захохотал.

– Города суши принадлежат нам. Нам больше не нужна Перл!

– Ты хоть понимаешь, что несешь? – сказала Виктория. – Потому что я – нет. – И, отвернувшись от него, пошла по коридору.

Вдруг он словно в один миг снова очутился перед ней, с перекошенным лицом и сунувшись вплотную к ней, с криком:

– Ты дура! Это ты не знаешь, что происходит!

Затем каким-то образом ускользнул от ее рук благодаря хитрому движению, которое она не могла осмыслить, и ушел в одну из комнат вне ее поля зрения; а когда она огляделась, снова увидела старых мастеров – они выстроились на лестнице, словно густо налипшая на магнит железная стружка, сгрудились в своих несоразмерных флисовых куртках и защитных штанах, смотрели сверху вниз.

– В этой книге многие находят утешение, – сказал кто-то.

Отель «Топ Тайм» у железного моста закрывался на ночь; такси из Телфорда собирали пассажиров; один за другим гасли фонари вдоль набережной. Вчера с Ирландского моря через Сноудонию пригнало дождь, как и позавчера; Северн налилась водой с быстрыми и маслянистыми бликами. Все казалось бессмысленным и неудовлетворительным, и теперь ей снова переться обратно в холм в темноте.

Дальше утра тянулись медленно; дни – словно пролетали. Она не знала, как почувствовать себя лучше. Музыка утомляла. Свет в доме 92 падал с оптической четкостью, и она видела каждую задоринку, вмятинку и неровность покраски. Скоро она уже думала, не продать ли дом. Только не знала, куда еще податься, разве что обратно в Далстон. Оглядываясь назад в эти дождливые дни, она видела не только то, что не смогла сделать, но и где зашла слишком далеко и сделала слишком много. Было такое чувство, словно она потревожила уединение старого дома, его глубинное самоощущение, что когда-то ее и привлекло. Вспомнилось, как много вещей матери она выкинула.

«Вначале мне здесь нравилось», – написала она Шоу, а потом не знала, как закончить мысль. Ни с того ни с сего спросила: «Что ты обо мне подумаешь, если я просто возьму и передумаю? – признавая: – Наверное, ты принимаешь меня за круглую дурочку».

Кафе Перл открылось на вторую неделю ноября в виде магазина домашних аквариумов под названием «Шропширские товары для рыбок», которое, написанное сине-зелено-лиловым неоном над дверью, повторялось в стенде тех же цветов на улице. Внутри длинная стена бывшего кафе стала рядом больших плоских телевизоров, на каждом – своя сцена из диснеевского мультика про подводный мир. Среди водорослей можно было разглядеть силуэты, напоминающие рыб, неразборчивые, но, наверное, как-то побольше и помедленнее – и, наверное, без прозрачных плавников и ярких красок, – тех рыбок, которых ожидаешь увидеть в аквариуме в гостиной. Они поворачивали туда-сюда, словно могли себе позволить признать – хотя и не демонстрируя никаких с ним отношений, – другой мир, наш мир, где за стойкой сидели далеко друг от друга, окутанные мягкой зеленоватой тенью, словно протекающей в помещение из аквариумов, Томми и Бренда Джеки.