Вечерело. Когда бутылка опустела, солнце уже наполовину спряталось за покатую линию горизонта. Океан там принял цвет вишневого мусса, а облака, кудрявившиеся над ним, полыхали всеми оттенками пламени. Ветер стих, не было ни малейшей ряби. Совершенно гладкие валы поднимали и опускали лодочку бережно и плавно, как колыбель.
Из второй бутылки Гарри успел глотнуть только один раз, после чего его моментально развезло. Сказалось выпитое сегодня и в предыдущие дни. Парня долго тошнило, после чего он выхлебал чуть ли не пинту воды и скорчился на дне, забывшись тяжелым пьяным сном.
Дождавшись первых звезд, проклюнувшихся на фиолетовом бархате небосклона, Стаут достал нож, раскрыл его и осторожно, чтобы не раскачивать лодку, подобрался к Гарри. Тот лежал, прикрывая рукой голову.
– Эй, – позвал Стаут. – Тебе что-то плохое снится? Ты орешь как резаный.
Ответа не последовало. И хорошо.
Стаут бережно взялся за руку и отвел ее в сторону. Теперь можно было всадить лезвие за ухо или в горло. Надежнее было бить в сонную артерию. Стаут замахнулся…
Взгляд внезапно открывшихся глаз Гарри парализовал его, словно крысу, попавшую в луч света. Он так и не понял, проснулся матрос или только притворялся спящим.
– Так, значит? – угрожающе спросил Гарри, хватаясь за руку Стаута здоровой рукой.
Резкое движение вывело Стаута из ступора. Выругавшись, он вырвался и полоснул лезвием по пятерне противника. Даже не вскрикнув, тот ткнул Стауту в глаза разведенными вилкой пальцами. Получилось больно и неожиданно. Стаут отшатнулся.
Нельзя было этого делать! Он понял это сразу – кожей, нервными окончаниями, шестым чувством… Ощутил бездонную пропасть, скрытую гладкой поверхностью океана.
Пытаясь задержать падение, Стаут вцепился в борт свободной рукой. Его рука, державшая нож, уперлась в дерево. Он не опрокинулся, но лодка со сместившимся центром тяжести накренилась. Критическое положение усугубил Гарри, наклонившись, чтобы столкнуть противника в воду.
Прежде чем рука матроса коснулась его груди, Стаут изо всех сил ударил ножом. Клинок вошел под нижнюю челюсть противника, в шею, до половины. Стаут навалился на Гарри, стараясь воткнуть нож еще глубже и одновременно опрокидывая парня на бок.
Долбленка черпнула бортом воду и опрокинулась. Не выпуская друг друга, недавние компаньоны рухнули в фонтан поднятых ими же брызг и поначалу даже не заметили, что переместились из воздушной стихии в водную. Окруженные гирляндами серебристых пузырей, они отчаянно боролись, преследуя каждый свою цель.
Задачей Стаута было вспороть горло Гарри, избавиться от него и всплыть, чтобы перевернуть лодку и забраться в нее. Он не думал о том, что станет делать, оставшись без пресной воды и запасов съестного, отправившихся на дно. Это было похоже на ночной кошмар, от которого невозможно очнуться. Он все давил и давил на нож, дергал его, проворачивал, но никак не мог убить Гарри. Парень повис на нем, обхватив одной рукой за шею и культяпкой другой нанося удары в лицо.
Повязка на его ладони развязалась и плавала в черной воде подобно привидению в развевающемся саване. Кровь окутывала их дымным облаком. Они не произносили ни звука, но внутренне кричали, каждый на свой манер: Стаут – от нарастающей паники, Гарри – воинственно и неумолимо.
Высоко над ними колыхалось, переливалось и крутилось ночное небо, на котором сияла лунная монетка и оставалось все меньше и меньше звезд – по мере того, как бывшие подельщики опускались вниз. Сообразив, что происходит, Стаут замычал от ужаса, выдернул нож из шеи Гарри и принялся водить острием у своего живота в поисках шнурка, удерживающего цепь.
Освободиться никак не удавалось. Ни от повисшего на нем тела, ни от золотого балласта, увлекающего их все ниже и ниже. Не давая Стауту перерезать шнурок, Гарри попытался завладеть ножом и даже вырвал его, но тут же выпустил из своих корявых пальцев. Блестя в лунном свете, как ртутная рыбка, изредка переворачиваясь, лезвие поплыло вниз.
Сначала Стаут удивился тому обстоятельству, что увесистый нож тонет так медленно, но уже в следующую секунду понял: иллюзия вызвана тем, что он опускается почти с такой же скоростью. Цепь и повисший на ней Гарри были слишком тяжелы для него. Напрасно пальцы теребили шнурок – намокнув, он стал даже прочнее.
Задрав голову, Стаут смотрел на крохотную, величиной с далекую автомобильную фару луну, которая не приближалась, а наоборот удалялась. Звезд сквозь толщу воды видно не было. Все, за исключением его рук, луны над головой и ряби на поверхности, было непроницаемо-черным. Пузыри, вырвавшиеся изо рта Стаута, на несколько секунд украсили монотонный пейзаж серебристым бурлением и унеслись вверх.
Туда, куда ни Стауту, ни Гарри уже не суждено было вернуться.