Затонувший мир

Пэлем только слабо улыбнулся на это, традиционное для его жены, проявление ядовитого скептицизма. Он критически осмотрел свои белые ноги, не слишком гармонирующие с шортами, потом глянул на полные руки и плечи своей половины.

— Да ведь и мы похожи, — мужественно признался он.

К счастью, никто, видимо, не слышал обидных слов Милдред. Их столик был расположен в дальнем углу террасы, за спиной у них сотни спрессованных посетителей бездумно поглощали кока-колу и мороженое. Многоязыкий говор перемешивался с монотонным бормотанием транзисторов, примостившихся на. столиках, и далеким шумом, долетавшим с аттракционных площадок.

Пониже кафетерия раскинулся пляж, его огромная территория от самой воды до шоссейной дороги, терявшейся за дюнами, была усыпана тысячами лежащих на песке тел. Впрочем, под живой мозаикой песка было не рассмотреть.

Даже у кромки моря, где в этот тихий час между приливом и отливом плавно раскачивались пустые пачки из-под сигарет, продуктовые коробки, пакеты и всякий прочий мусор, возились, задирая друг дружку, кучи детей.

Еще раз глянув на песок, Пэлем вынужден был признать, что, несмотря на всю свою язвительность, его жена была в общем-то права. Беспорядочное месиво рук, ног, плеч, голов, раскинутых в стороны или сжавшихся в комок. Кожа, белая у неофитов или покрасневшая под солнечными лучами у тех, кто был на пляже дольше. И вся эта куча плоти двигалась и возилась на песке в бесплотных попытках найти идеальное положение…

Давка и толкотня распаренных тел в сочетании с омерзительными запахами пота и всяческих кремов обычно вызывали у Пэлема неодолимое отвращение. В другое время он бы без колебаний по первой же подвернувшейся трассе умчался на максимальной скорости подальше от этого облака отвратительных миазмов, низко парящего над пляжем под аккомпанемент мушиного жужжания сотен и тысяч транзисторных приемников. Однако сегодня вечная нелюбовь Пэлема к людским скопищам не напоминала о себе… Произведя в уме быстрый подсчет, он решил, что на пляже, растянувшемся на добрые пять миль, разместилось не меньше пятидесяти тысяч человек. Почему-то это странно воодушевило его. Но все-таки ему не хотелось уходить из кафетерия, несмотря на то что было уже начало четвертого, а они с женой ничего еще не ели после раннего и скромного завтрака. Но было понятно, что стоит лишь им подняться, как эти удобные места в углу тотчас оккупируют другие.

«Лакомятся мороженым на пляже Эхо…» — говорил он мысленно, поигрывая пустым бокалом. Между синтетическими апельсиновыми волокнами, прилипшими к стенкам, с вялым жужжанием пробиралась муха. Море раскинулось тихое и неподвижное, как тусклая плоская тарелка, а в миле от побережья над ним густел туман, напоминая пар над порцией супа.

— Ты выглядишь перегретым, Роджер. Не хочешь ли окунуться?

— Вообще-то можно. Смотри, как любопытно. Ни один человек не решается искупаться.

Милдред безразлично кивнула. Крупная и неторопливая, она, очевидно, не возражала против того, чтобы спокойно понежиться под солнцем с книгой в руках. Но именно она настояла на сегодняшней поездке и необычно спокойно отнеслась к тому, что, попав в плотную пробку, они должны были бросить машину и пройти пару миль пешком, причем за последние десять лет она ни разу не ходила так много.

— Это странно, конечно, — согласилась она, — но, с другой стороны, сегодня не так уж и жарко.

— Не скажи… — проговорил он, но вдруг вскочил и начал внимательно вглядываться в толпу. В центре пляжа самопроизвольно возник узкий проход, параллельный набережной; по нему вяло двигался людской поток с брикетами мороженого, бутылками кока-колы, лосьонов и прочего.

— Что случилось, Роджер?

— Да так. Мне снова показалось, что там Шеррингтон.

— Что это тебя так влечет к Шеррингтону? За сегодняшний день он тебе мерещится четвертый раз. Ты взволнован?

— Да нет, все в порядке. Я не гарантирую, но мне действительно показалось, что там шел Шеррингтон.

Пэлем нехотя опустился на стул, придвинув его поближе к ограде. Казалось бы, что расслабленность и пустота выходного дня должны были принести с собой умиротворение и покой, но, напротив, с самого начала дня его томила какая-то неясная тревога. Это чувство почему-то ассоциировалось с Шеррингтоном и все больше усиливалось…

Возможность именно здесь, на этом кусочке пляжа, встретиться со своим коллегой по факультету физиологии, с которым они в университете делили один кабинет, была ничтожной. Пэлем даже не мог себе объяснить, почему он решил, что Шеррингтон обязательно должен здесь появиться. Может быть, эта навязчивая идея — повстречать на пляже мрачного, длинноногого, сутулящегося ученого с характерным высоким любом и густой черной бородой — была просто результатом накопившейся за последние недели усталости и еще какого-то непонятного влияния, которое оказывал на него этот человек.