Позже, пройдя по улице вниз, Мэсон вышел к месту, где стоял прошлой ночью и глядел на волны. Мирный домашний шум доносился из зданий, которые он совсем недавно видел затопленными. Трава газонов поблекла от июльской жары, и под ярким солнцем вращались разбрызгиватели, отбрасывая радуги в ясный воздух. Между деревянными изгородями и пожарными гидрантами лежала летняя пыль, ничем не потревоженная с ранней весны, когда прошли последние грозы.
Улица, одна из дюжины пригородных бульваров, шла к северо-западу и ярдов через триста выходила на открытую площадь перед ближайшим торговым центром. Мэсон, взглянув из-под ладони на башню с часами над библиотекой и церковный шпиль, узнал место, где вздымались крутые валы, идущие из открытого моря. Все сходилось до последней мелочи.
Перед торговым центром начинался отлогий подъем, во время прилива там проходила береговая линия. Этот отлогий вал, часть большой естественной котловины, примерно в миле от города завершался небольшим обнажением меловых пород. Несмотря на дома, частично закрывающие его, Мэсон ясно узнал в нем мыс, что высился над морем подобно цитадели. Мощные валы разбивались, о его склоны, взбрасывая невероятные султаны брызг, опадающие с какой-то гипнотизирующей медлительностью. Ночью мыс казался выше и суровей, как нерушимый бастион, противостоящий морю. «Как-нибудь вечером, — пообещал себе Мэсон, — я приду на мыс, и меня, спящего на вершине, разбудят волны».
Мимо проехала машина, и водитель с удивлением посмотрел на Мэсона, стоящего посреди дороги с задранной головой. Не желая прослыть более эксцентричным, чем его и без того считали — нелюдимым, отрешенным мужем красивой, но бездетной миссис Мэсон, — он свернул на дорогу, которая шла вдоль вала. Приближаясь к отдаленному выступу обнаженной породы, Мэсон бросал взгляды поверх живых изгородей, ожидая увидеть перевернутые автомобили — ведь эти дома захватывал прилив. Хотя первые образы моря пришли к Мэсону всего три недели назад, он уже был убежден в их полной достоверности. Он узнал, что после своего ночного отступления вода не оставляет никаких следов на сотнях затопляемых ею зданий, и не испытывал тревоги за людей, которые, вероятно, спали, погруженные в огромную морозильную камеру холодного моря, пока он наблюдал, как волны перекатываются через крыши. Несмотря на этот парадокс, именно уверенность в реальности моря заставила его признаться Мириам, что в одну из ночей он был разбужен шумом волн за окном, вышел и встретил море, затапливающее улицы и дома. Сначала она просто улыбнулась, приняв это за образ его странного внутреннего мира. Позже, через три ночи, она проснулась, когда он, вернувшись, запирал дверь, и испугалась, услышав его частое дыхание и увидев потное лицо.
В тот день она часто поглядывала на окно, пытаясь найти признаки моря. Не меньше самой картины, нарисованной Мэсоном, ее пугало то, что этот апокалиптический кошмар, вдруг овладевший мужем, оставлял его совершенно спокойным.
Утомленный прогулкой, Мэсон присел на невысокий парапет, скрытый от окружающих домов кустами рододендрона. Несколько минут он передвигал веточкой белесую пыль возле ног. Кучка пыли чем-то напомнила ему ископаемую раковину, излучающую странный обволакивающий свет.
Впереди дорога поворачивала и сбегала по склону к полям внизу. В небо поднималось плечо меловой породы, прикрытое плащом зеленого дерна. На откосе стоял сборный металлический домик, у входа в шахту суетились несколько фигур, устанавливая деревянный подъемник. Жалея, что не взял машину жены, Мэсон следил, как маленькие фигурки одна за другой скрывались в шахте.
Эта безмолвная сцена вспоминалась ему, накладываясь на воспоминания о темных волнах, катящихся по полуночным улицам. Мэсону придавала сил уверенность, что скоро и другие почувствуют присутствие моря.
Вечером, собираясь ложиться, он увидел, что Мириам сидит одетая у окна с выражением спокойной решимости на лице.
— Что ты собираешься делать? — спросил он.
— Ждать.
— Что ждать?
— Море. Не волнуйся, просто не обращай на меня внимания и ложись спать. Я просто посижу здесь без света.
— Мириам… — Мэсон утомленно взял ее тонкую руку и попытался поднять жену с кресла. — Дорогая, ну зачем тебе это нужно?
— Разве ты не понимаешь?
Мэсон присел на край кровати. Почему-то ему хотелось удержать жену подальше от моря, и не только из желания защитить ее.
— Понимаешь, Мириам… Возможно, я и не вижу его наяву, в буквальном смысле. Это может быть… — он с трудом нашел слова, — галлюцинацией или сном.
Мириам покачала головой, стиснула подлокотники кресла.
— А может и не быть. Во всяком случае я хочу выяснить все до конца.
Мэсон лег.
— Не думаю, что ты на верном пути…
Мириам подалась вперед.
— Ричард, ты слишком спокоен, ты воспринимаешь эту картину как нечто обычное. Именно это меня и пугает. Если бы ты, скажем, боялся этого моря, я бы так не переживала.
Через полчаса он уснул в темной комнате, тень скрыла тонкое лицо Мириам, не отводящей от него глаз.