Затвори за собой поднебесье

Светлана прикоснулась к Олегу – он вздрогнул, но не от неожиданности, а остроты испытанного. В это мгновение ему захотелось одного: чтобы эта миниатюрная ладонь и дальше лежала на его теле, услаждая его тоскующую по облачной нежности суть. В боязни порушить контакт он замер, дыша затаенно.

Межи откровения раздвинулись, и на Олега навалилась целая армада ассоциаций, гротескных по размаху и пьянящих до глубин, но он не успел их вкусить сполна. Густая стамбульская ночь объяла влюбленных и увлекла в петляющие лабиринты сна. Спали они в таком погружении, что даже глазки видеокамер, срабатывающие лишь на звук да движение, автоматически зачехлились до утра.

Глава 4

Референт проснулся от холода и каких-то не уживавшихся друг с другом ощущений. Он лежал на полу совершенно голый и подле него свернулась калачиком Светлана, трогательно укрывшаяся юбкой и рубашкой. Его конечности затекли, зато душе было легко и комфортно.

Спустя минуту-другую он бодро вскочил на ноги и подхватил Светлану на руки. Отправился в спальню, чтобы уложить ее там, но на полпути передумал – приютил пассию на диване. В спальню все же сходил за подушкой и одеялом. Когда же, вернувшись, укрывал ее, то ощутил нечто воздушное, напоминавшее прикосновение. Поначалу даже не разобрал, что это было, но, усевшись в кресло и включив ночник, вник, что Светлана прикоснулась к его лицу рукой. Почему-то посчитал, что сделала она это зряче, а не случайно во сне.

Хотя из-под одеяла выглядывал лишь Светланин профиль и копна темных волос, он вовсю любовался ее формами. В какой-то момент, превозмогая озабоченность предрассветного часа, его разум прочертил некие параллели.

Не прогибаясь, Олег прошмыгнул через шлагбаум в прошлое и, ведомый вдохновением, по кратчайшей вышел на объект. Там, в окне обычного дома, в дождливых сумерках гаснувшего дня, с ленцой взирала на мир его Богиня, внезапно явившаяся ему, шестнадцатилетнему подростку, ослепленному таинством женских чар. Лишь спустя годы кристаллизовались отличительные черты образа: нежное продолговатое лицо, чуть раскосые глаза, черный как смоль волос – на фоне неизбывного обаяния.

Из глубины комнаты ее позвали, через плечо она ответила. Обмен репликами произошел на едва знакомом ему языке, но то был язык его предков. Затем она исчезла, невзначай скользнув по нему взглядом.

Олег вернулся к берегам Босфора столь же стремительно, как и перенесся в свои истоки, и волнующий облик Светланы вновь занял передний план, правда, ракурс изменился, а вернее, появилась призма. Хотя его Богиня и в его юные дни не укоренилась наваждением или фетишем желаний, все же присутствовала рядом, служа невидимым мерилом его растревоженного либидо. И он невольно накладывал те пронесенные сквозь судьбу библейские черты на лик богини сегодняшней ночи, сходства, однако, не находил.

«Да и откуда там, в далеких краях…» – подумал он, окончательно прощаясь с видениями былого, – разве что миндалевидные глаза…» Но в диапозитиве по-славянски твердых, почти упрямых черт, мало перекликавшихся с образом, увлекшим три десятилетия назад, мысль соскользнула по наклонной воспоминаний, как дождевая капля в летнюю грозу.

Тем временем перегоны талого лишь раззадорили его, и ему приспичило простых и сытных экзерсисов поутру, без прелюдий и клятв расставания, с соитием испарины или без оного. Чуть погодя, однако, озорной, дыхнувший чесноком позыв натолкнулся на невидимый барьер и где-то примостился…

Светало. Разбросав руки, Олег откинулся на кресле. На губах раздольничала ухмылка заякорившегося самца-собственника, все же естество с легким причмокиванием пережевывало недавнюю несравнимую, случающуюся раз в жизни, ночь. В какой-то момент скабрезность эта надоела, и он задумался, чем бы заняться, отгоняя холодок, что не за горами безрадостная реальность, где он всего лишь пешка для битья и разменов…

Олег открыл бар и плеснул себе двойную порцию «Blue Label». Поначалу вбирал аромат, густой и древний, как шотландское высокогорье, после чего глотнул от души, до сквозного прогрева. Вскоре – еще и еще, пока не ополовинил бутылку. Отдав швартовные, уплыл в туман островного эпоса, где слух ласкало журчание чистейших родников, откуда восемнадцать лет назад был зачерпнут этот не очень верный, но столь сахаривший душу «компаньон».

– Что ж ты спозаранку свои очи ясные залил? Прямо как у нас, по-сибирски? – донеслось откуда-то.

Он приподнял глаза и в хмельном недоумении натолкнулся на возмущенный взгляд пассии, проснувшейся и сидевшей в полном обнажении. Дошедший чуть позже смысл слегка кольнул, но не настолько, чтобы становиться в обиженную позу, да еще с недопитым стаканом в руке.

– Сколько раз себе говорила: не верь словам, когда мужик обихаживает! Теперь самой добираться в такую рань! Набухался, чтобы меня не везти?! И не стыдно?! А ведь обещал! Чего молчишь? – взывала к размоченной солодом совести Светлана.