Затворник. Почти реальная история

«И вот я подумал: если эта скотина (любимая мною скотина, прошу заметить!) Князев может – оттуда-сюда, что мне мешает...

Лекс, ведь если расставить все точки: здесь меня ничто не держит. Мне здесь плохо, неуютно. И там – хуже не будет наверняка. Здесь я устал от себя, затворника, если можно так выразиться, внешнего и внутреннего. А там – мир, который я создал. Понимаешь? Я. Он мой, и, пусть это эгоистично звучит, – для меня в первую очередь предназначен. В этом мое собственное ‘‘правдоподобие невероятного’’, по меткому выражению первого неглупого человека.

Итак, мой мир создан. Осталось нанести последние штрихи в сюжете. Князев должен был умереть. И Стас тоже. А Ольга... Я писал открытый финал. Какой он теперь, я и сам не очень понимаю. Радует меня одно: ни один, даже самый мощный издатель, никогда и ни за что не заставит меня переделать концовку. Просто не сумеет. С точки зрения автора, роман идеален, включая финал, – так и передай им всем».

Я задохнулся от такой наглости.

– Что?! Что сделай?!

«Собственно, ты прочтешь его сам и все поймешь.

Переходим к главному...»

В кармане моей куртки зазвонил мобильный. Я отложил письмо, поднялся, вышел в коридор и достал телефон. Звонила София.

– Слушаю.

– Не заставляй меня думать то, что я думаю.

– Так ты уже думаешь... Я у Кости. Пожалуйста, не волнуйся... Тут небольшая проблема. Возможно, я сегодня не приеду.

– Он болен?

– Знаешь, Софи, – сказал я честно, – все гораздо хуже. Не дергай меня. Я сам перезвоню.

Я разъединился и выключил телефон.

«...главному для меня. Я заранее смиренно соглашаюсь с любым твоим решением, Лекс, тем более, что переубедить тебя не могу. Штука в том, что дверь открывается только в одну сторону – по крайней мере, для меня. И решение принимается единожды».

Я снова отложил письмо и уставился в окно.

Значит все правда. Не мистификация, не обман, не актерские шутки. Для кого-то дверь свободно открывалась в обе стороны в любое время. Но создатель мира ограничен рамками.

Его дверь открылась лишь в одну сторону.

«О чем это я? Ах, да – о главном. Третий парень, не уступающий в уме первым двум, однажды заметил: "Существуют три главные трудности литературной карьеры: написать книгу, которая стоила бы напечатания, найти человека для ее издания, а затем – мыслящих людей для чтения ее"[5]. Наверное, у него были проблемы, аналогичные моим (тут ты можешь представить, что я хихикаю...).

Итак, первая трудность решена (извини мне отсутствие самокритичности), с последней – как судьба распорядится. Надеюсь, что в нашем обществе фанатов беллетристики с нечеловеческим лицом найдется два-три персонажа, которые захотят купить мой роман.

А вот третью трудность, наитруднейшую, я хотел бы взвалить на твои хрупкие плечи, Лекс».

– Вот уж дудки, – сказал я. – Не дождетесь.