Затворник. Почти реальная история

– И я не о том, Оксана. Ты напрасно позвонила. Для тебя места у пирога нет совершенно точно.

Она помолчала.

– Прости, Алеша... Прости. Я действительно не должна была...

Она всхлипнула и положила трубку.

«Ну вот, все себя и показали», – с облегчением подумал я, выходя из квартиры.

Весь центр в районе Сретенки стоял. Хорошо, я догадался раньше выехать.

Зазвонил мобильный. «Аншлаг у меня сегодня с самого утра», – подумал я, доставая телефон.

– Лекс! – загрохотал в ухо жизнерадостный голос Санчо. – Поздравляю! Костелло нас уделал! Всем показал, как надо! Ай да неудачник!

– И ты уже знаешь, – сказал я.

– Мы ж не на Марсе... Я две недели пытаюсь до него дозвониться, никак не могу... Где он?

– Уехал, – сказал я.

– Писать новую книгу? Понимаю. Дай телефон, или и-мейл, или адрес – к такому человеку не грех на поклон сгонять! Это ж надо! Приподнялся паренек, молодцавичус!

– Он не оставил координат, – сказал я.

– Да?.. Вот тебе и раз. В монастырь, что ли, подался?..

– Не знаю, – сказал я. – Может, и в монастырь.

– Дурдом какой-то в вашей Москве творится... А у нас только и разговоров, что о четвертой части «Дозоров», которую американцы клепают, да о писателе Егорове, переплюнувшем всех. Ладно, в декабре прилечу в отпуск, повидаемся! Салют!

– Воистину салют... – пробормотал я, отключаясь.

Подъезжая к назначенному месту, я вспомнил телепередачу, где обсуждалась Костина книга и говорилось о мощном пиаре, обрушенном на «неискушенного» читателя. Мне пришла в голову дикая, но показавшаяся вполне логичной мысль. Похоже, пиарит себя сам этот мир; сила его изображения, реальности, зримости настолько велика, что прорывается к нам.

* * *

Владимир Сергеевич совершенно точно знал, чего от меня хочет. И еще он великолепно владел искусством обаять.

– Возможно, я чего-то не понимаю, Алексей Александрович. Так объясните! На сегодняшний день, как мне известно, только вы, в соответствии с доверенностью, владеете правами на роман «Люди и море», автором при этом не являясь. Так?

– Так, – сказал я.

– А автор? Константин Геннадьевич Егоров, он... где? Убит? Постригся в монахи? Сошел с ума? Для меня это вопрос принципиальный, поверьте.

– Вы прочли роман? – спросил я.

– Конечно.

– И на телепередаче сказали правду? Про магнетизм, живость и все прочее...

– Во всяком случае, я воспринял именно так. Давайте ближе к делу, Алексей Александрович.

Я в упор посмотрел на режиссера.

– Что, если я скажу вам, что Костя... там, в этом мире?

Он подался вперед.

– Э-э... каком?

– Мире своего романа.

– Ну... Я полагал, у нас с вами серьезный разговор, господин Померанцев.

– Вполне, – сказал я и откинулся на спинку стула. – Врать не хочу, а правда слишком невероятна. Я не знаю, где Костя. Давайте остановимся на этом. Все вопросы по правам на экранизацию уполномочен решать я. Готов начать переговоры.

– А его бывшие жены? Сын? Мать? Они не заявят свои права?

– Только не мать. Поручиться за жен не могу, – сказал я честно. – Но написанная Костиной рукой и заверенная нотариусом доверенность, а также... – я чуть было не ляпнул про письмо, но вовремя поймал себя за язык, – есть только у меня. Отобьемся.

Владимир Сергеевич помолчал, изучая меня.

– Я все думаю, – сказал он, – в чем секрет притягательности романа? Мне так и не удалось это разгадать... Так в чем?..

– Автор дает надежду, – сказал я.

– Да бросьте! Многие книги дают надежду! – Я покачал головой, не соглашаясь. – Потом: что за дурной финал? К чему эта сказка? Откуда взялся Бог из машины, кто он таков? Остался ли жив Вадим? А Ольга... Одни вопросы... Понимаете, в сценарии все должно быть прописано, кино не терпит открытых финалов!

– Это ваша кухня, – сказал я. – Но сценарий, когда он будет написан, я хочу посмотреть, хотя и готов дать согласие на все изменения, которые, по вашему мнению, должны быть сделаны, чтобы картина получилась.

– Нам следует оговорить сумму, – сказал Лощинин и показал на пальцах рук. – Достаточно?

Я кивнул, не раздумывая.

– С вами неинтересно, – сказал режиссер. – Вы не торгуетесь...

Мы немного поговорили на отвлеченные темы, и я поднялся: мне и так было уделено довольно много ценнейшего времени.

Я был уже у двери, когда Владимир Сергеевич спросил:

– Алексей... Так что стало с Вадимом Князевым?

– Думаю, он скончался в больнице Севастополя от потери крови. Его смерть – первоначальная авторская задумка... И, хотя Бог из машины был призван спасти его...

Я вряд ли сумел бы объяснить, что, как только Костя оказался в том мире, от него перестало что-либо зависеть, и гибель героя – всего лишь судьба...

Выйдя на улицу и глотнув холодного зимнего воздуха, я уже знал, куда сейчас направлюсь. К Елене Петровне, Костиной маме.

Она ни разу за последний без малого год не позвонила, ничего не попросила и не поинтересовалась. Хотя наверняка знала, как гремит в последние месяцы в Москве (да и не только в Москве) имя ее сына.