Читаем Затычка Ризенбаума полностью

С этой мыслью я проснулся, внезапно и резко, с ощущением парашютного рывка в голове. Лица родителей еще стояли перед глазами в последних обрывках сна, но эти обрывки уже смывала реальность, потоком хлынувшая в сознание, словно вода из прорванной плотины. Мысли беспорядочно прыгали от одного события к другому. К моему ужасу, я совершенно не мог вспомнить, как приземлился самолет из Копенгагена, каким образом я добрался домой и лег спать. Как же я мог позабыть все напрочь? Это только алкоголики допиваются до того что не помнят, что случилось накануне вечером. Но ведь я вообще не пил! И сотрясения мозга у меня не было… Ах черт! Наверняка это сработала затычка Ризенбаума. Да, конечно! Ведь я севершенно забыл о ней на целую ночь, а вот она про меня не забыла! Нехорошее предчувствие подкралось к горлу и несильно сжало, но вскоре отпустило. Ладно, пока вроде бы ничего страшного не произошло. Вероятно, я захотел в полусне скорее попасть домой, подумал об этом – и затычка восприняла это как команду. А что еще я накомандовал затычке, пока я о ней не помнил? Вроде бы больше ничего… Ах, да! Эта проклятая красная точка, которая появляется во сне. Теперь я понял, откуда она взялась. Как только я забываю про затычку, она немедленно активизируется и ждет ввода команды. Затычка Ризенбаума сидит в моей голове или еще где-то, в каком-то неведомом пространстве, в которым витают мои мысли. Я теперь сам – живая, ходячая затычка Ризенбаума. Что характерно, я не могу приказать затычке не включать эту красную точку, потому что когда я помню про затычку, она не выполняет команд, а когда она их выполняет, я не помню о существовании затычки и не помню, откуда взялась красная точка. Красная точка появляется только когда «водитель» выходит из «автобуса». Моей судьбой теперь управляет неизвестный, загадочный дирижабль моих снов. Да… Ситуевина!

Я глянул на часы. Затычка, разумеется, не позаботилась о том, чтобы завести мне будильник, поскольку в полубессознательном состоянии я ее об этом попростить никак не мог. Да, и у великих изобретений тоже есть свои изъяны, что поделать. Время близится к полудню, дети давно в школе, жена на работе, а я безнадежно опоздал в собственную компанию, где я, как-никак, занимаю должность президента. Нехорошо. Надо торопиться и спасти хотя бы остаток дня. Я надраил зубы зубной щеткой, соскоблил бритвой самую большую щетину и быстро облачился в костюм, судорожно нашаривая в кармане ключи от моего Мерседеса. Лет несколько назад, когда с обслуживанием иномарок был еще некоторый напряг, я не хотел его покупать, и мне всучили его чуть ли не силком хорошие приятели, так и не ответив толком на мой вопрос: «Что я буду делать со своим Мерседесом, если в один прекрасный день с ним приключится бенц?»

Бенц с Мерседесом не приключился ни разу. Ездил он отменно и никогда меня не подводил. Но похоже, в данный момент приключился бенц с ключами от Мерседеса. Я никак не мог их найти. Ни ключей, ни дистанции – как корова языком слизала. Пока я мучительно думал, куда я, аккуратный человек, мог засунуть ключи, и не затычкины ли это проделки, в дверь позвонили. Я открыл. На пороге стоял Геннадий Иванович, пожилой водитель из нашего автопарка.

– Здравствуйте, Сергей Леонидович! Вы распорядились подъехать к половине двенадцатого. Я ждал вас внизу как обычно. Вы ведь никогда не задерживаетесь, а сейчас без пяти двенадцать. Я уже начал волноваться, не случилось ли чего, попросил охрану на входе, чтобы разрешили к вам подняться и узнать, все ли в порядке.

Я абсолютно ничего не мог понять. Во-первых, с какой стати мне срывать водителя с графика, отвозя мою персону, когда на это существует моя собственная машина. А вот мои охранники – Макс, Паша и Николай – имеют четкую инструкцию. Если ровно в восемь утра я не выйду из подъезда, они обязаны подняться ко мне и узнать, что произошло, а не ошиваться внизу. Макс обычно едет со мной в машине, а Павел с Николаем сзади, на джипе. Какого дьявола они меня не разбудили? И причем тут этот шофер?

– Геннадий Иванович! А кто это распорядился Вас за мной послать? И где охрана? Где Макс, где Павлик с Колей?

Водитель удивленно открыл рот и захлопал глазами.

– Сергей Леонидович! Так вы же сами распорядились перед командировкой, чтобы я заехал за вами сегодня, к половине двенадцатого. А зачем вам понадобилась охрана? Материальные ценности уже перевезли. Торопцев все сделал как вы велели.

– Торопцев?

– Ну да, замдиректор по хозяйственным вопросам. Все сделал как вы ему поручили. Ребята все погрузили в сейф и пломбой опечатали. А интересно-то как всем, что же это будет? Вы-то сами еще не попробовали, Сергей Леонидович? Представляете, другая жизнь скоро начнется, райская!

– Перед командировкой? – я поразмышлял несколько секунд, выпустив из виду странное заявление водителя о райской жизни – В Копенгаген?

– Ха-ха-ха! – водитель подмигнул. – Сергей Леонидович, вы же, вроде, не рязанский, а знаете. А, это они вам рассказали, да?

– Что рассказали, Геннадий Иванович? – не понял я.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века