Затычка Ризенбаума

Глядя из окна машины на убегавшие улицы, я поразился тому, как сильно они изменились. Исчезли коммерческие палатки, пропала рекламная мишура, обрамляющая здания, а по дороге почти сплошь катили отечественные машины – жигули, москвичи, волги и запорожцы. Иномарки встречались нечастно, да и те что попадались, были с дипломатическими номерами. Что-то мне все это мучительно напоминало, и я никак не мог понять что именно, пока не увидел на крыше кинотеатра «Понтифик» огромный лозунг: «СЛАВА КПСС!». Огромные красные буквы не выглядели случайно уцелевшим заржавленным реликтом ушедшей эпохи. Они были свежими и яркими, в то время как стены домов были серы и тусклы, в тон одежде уличных прохожих. Кажется, я повторяю судьбу героя повести Владимира Войновича «Москва – 2042». Сам себе наколдовал во сне. Знать хотя бы точно, что именно наколдовал. Будь ты трижды проклята, затычка Ризенбаума! Хотя, причем тут затычка? Это же я каким-то образом сам возвратил себя в ушедшую эпоху. Хотел как лучше, а получилось как всегда! Как же крепко, как же страшно глубоко отпечаталась эта система в сознании каждого из нас, что даже я, человек, невероятно преуспевший в новой жизни, немедленно перенес себя в проклинаемое прошлое, как только появилась такая возможность. Где в этом логика? Наверное, нет никакой логики. А если ее нет в человеческих поступках, то что хорошего может дать человеку затычка Ризенбаума? Ведь она только угадывает и выполняет желания, а исполнение многих желаний, как я уже успел выяснить, не только не делает человека счастливым, а напротив, делает его еще более несчастным. И кажется, самое главное несчастье состоит в том, что затычка Ризенбаума – это изобретение, которое дает человеку возможность убедиться в собственной ничемности, ограниченности и бесполезности перед лицом Вечности, Свободы и Могущества. Самое разумное, что человек может сделать с затычкой Ризенбаума – это заткнуть раз и навсегда самого себя как явную ошибку природы.

Я попросил водителя включить радио, и салон заполнили ни с чем не сравнимые, незабываемые звуки бравурных маршей советской эпохи. Дикторы с Левитановским металлом в голосе поздравляли весь советский народ от имени партии и правительства с историческим праздником – Днем Спасения Отечества. Довольно скоро я выяснил, что этот праздник отмечается уже одиннадцать лет после того как лучшие люди Советского Союза, объединившись вокруг Государственного Комитета по Чрезвычайному Положению, сумели дать достойный отпор проискам сепаратистов и ставленников мирового сионизма, а также ренегата и предателя дела партии и народа Бориса Ельцина, и отстоять нерушимость и целостность Союза Советских Социалистических Республик.

Все выше, и выше, и выше
Стремим мы полет наших птиц…

Дальше я уже ничему не удивлялся – ни тому, что здание моей бывшей фирмы из прежней нормальной жизни, выросло по размеру во много раз, ни тому, что на здании красуется надпись «Всесоюзное научно-производственное объединение ОККАМ» и лозунг «Народ и Партия – едины!», ни тому, что я в этом объединении – генеральный директор. Я изобразил приступ легкого головокружения и попросил встревоженного шофера довести меня до моего кабинета, которого я сам бы, разумеется, не нашел. По счастью, затычка не тронула моего личного секретаря Елену Владимировну Смольскую. Она оказалась на своем месте, внимательная и подтянутая, как всегда, с безукоризненной прической, вот только вместо модного дамского костюма на ней было надето нечто, напоминающее по покрою военную гимнастерку или рабочий комбинезон. Елена Владимировна осведомилась, удачно ли прошла моя командировка, и сказала, что Леонид Андреевич уже выехал к нам, и что сотрудники уже занимают свои места в актовом зале.

– Вот текст вашего доклада, я лично все сверила с оригиналом. – с этими словами Елена Владимировна сунула мне в руки ярко-красную папку, которую я судорожно схватил и тут же забыл, что в ней находится.