Заупокойная обедня атеиста

— Я васъ объ этомъ не спрашиваю, — сказалъ Біаншонъ;- я хочу знать, зачѣмъ вы сюда являетесь, зачѣмъ вы сдѣлали вкладъ на эту обѣдню.

— Говоря правду, любезный другъ, — сказалъ Деплэнъ, — я уже на краю могилы, а потому могу разсказать вамъ о началѣ моей жизни.

Въ это время Біаншонъ и великій человѣкъ шли по улицѣ Четырехъ Вѣтровъ, одной изъ самыхъ ужасныхъ улицъ въ Парижѣ. Деплэнъ указалъ на шестой этажъ одного изъ домовъ, похожихъ на обелиски, входныя двери которыхъ выходятъ на аллею, въ концѣ коей начинается извилистая лѣстница, освѣщенная окнами, выходящими на сосѣдній дворъ. То былъ зеленоватый домъ, гдѣ внизу помѣщалась мебельная лавка, а въ каждомъ изъ дальнѣйшихъ этажей — различнаго рода нужда. Съ энергическимъ движеніемъ вскинувъ руки вверхъ, Деплэнъ сказалъ Біаншону.

— Я жилъ тутъ на верху два года.

— Я знаю, тутъ жилъ д'Артезъ [1], я въ ранней молодости бывалъ тутъ почти каждый день, и мы звали этотъ домъ банкой для храненія великихъ людей. Что-жь дальше?

— Обѣдня, у которой я былъ, связана съ событіями, которыя произошли тогда, какъ я жилъ на чердакѣ, гдѣ потомъ, по вашимъ словамъ, жилъ д'Артезъ; тамъ, гдѣ у окна надъ горшкомъ съ цвѣтами, качается веревка съ бѣльемъ. Начало моей жизни было столь сурово, любезный Біаншонъ, что я могъ бы поспорить съ кѣмъ угодно насчетъ права получить палъмовую вѣтвь за парижскія мучительства. Я перенесъ все: голодъ, жажду, безденежье, недостатокъ въ одеждѣ, обуви, бѣльѣ, самую жестокую нужду. Я въ этой банкѣ для храненія великихъ людей, на которую мнѣ хотѣлось бы взглянуть вмѣстѣ съ вами, — я дулъ себѣ въ окоченѣвшіе пальцы. Я тамъ работалъ цѣлую зиму, видя, какъ у меня надъ головой стоитъ паръ, замѣчая свое дыханіе, какъ въ морозные дни мы видемъ дыханіе лошадей. Право не знаю, гдѣ берется опора, чтобъ выносить такую жизнь. Я былъ одинъ, безъ помощи, безъ гроша на покупку книгъ и на плату за медицинскія лекціи; у меня не было друга, мнѣ вредилъ мой раздражительный, мрачный, безпокойный характеръ. Никто въ моей раздражительности не желалъ видѣть безпокойнаго чувства и труда человѣка, который со дна общественнаго положенія стремится подняться на поверхность. Но у меня, — я могу сказать это вамъ, передъ кѣмъ мнѣ не зачѣмъ притворяться, — у меня всегда былъ запасъ добрыхъ чувствъ и живой чувствительности, которыя всегда будутъ удѣломъ людей на столько сильныхъ, что они взберутся же, на какую нибудь вершину послѣ того, какъ имъ долго приходилось барахтаться въ болотѣ нужды. Я не могъ получать отъ семьи и съ родины ничего кромѣ самого ничтожнаго содержанія. Словомъ, въ то время, я по утрамъ питался маленькимъ хлѣбцемъ, который мнѣ дешевле уступалъ булочнивъ на улицѣ Пти-Ліонъ, потому что хлѣбъ былъ вчерашній или третьегоднишній; я крошилъ его въ молоко; такимъ образомъ, завтракъ мнѣ обходился всего два су. Я обѣдалъ только черезъ день въ пансіонѣ, гдѣ обѣдъ стоилъ шестнадцать су. Такимъ образомъ я тратилъ всего девять су въ день. Вы отлично также, какъ и я, знаете, какъ трудно мнѣ приходилось насчетъ плауья и обуви. Не знаю, испытываемъ ли мы позже столько горя вслѣдствіе измѣны товарища, сколько испытывали мы съ вами, замѣчая насмѣшливую гримасу, которую строитъ распоровшійся башмакъ, или слыша, какъ лопается подъ мышкой сюртукъ. Я пилъ только воду, и чувствовалъ великое почтеніе къ кофейнямъ. Зоти казался мнѣ обѣтованной землей, куда имѣютъ право входа только Лукулы латинскаго квартала. "Буду ли я когда нибудь имѣть возможность, спрашивалъ я порою самого себя, — выпить тамъ чашку кофе со сливками, или сыграть партію въ домино?" Словомъ, я работалъ съ яростью, которую мнѣ внушала бѣдность. Я старался скопить положительныя знанія, чтобъ пріобрѣсти огромное личное значеніе, и оказаться достойнымъ того мѣста, котораго достигну, выйдя изъ ничтожества.