— Вера никогда не задерживается, — Щербатов взглядом отправил Пашку за дверь. — Вы не возражаете, если я подожду ее здесь, вместе с вами?
Вместо привычного френча он носил теперь черный костюм-тройку. Серебристо-стальной галстук безупречно подходил к ткани пиджака — видимо, Вера его подбирала.
— Как бы я могла возражать? — Саша пожала плечами. — Это ведь ваш дом. Расскажите, как продвигается проект создания милиции. Парламентская комиссия одобрила его?
— Запаситесь терпением, он только вчера поступил на рассмотрение. Работа идет с немыслимой для бюрократов скоростью, но не настолько же быстро. Впрочем, проекты с визой ОГП неизменно получают одобрение, так что беспокоиться не о чем.
— Понимаю! — Саша ухмыльнулась. — Удачно, что у нас диктатура.
— Когда же вы перестанете мыслить лозунгами, все упрощать и постоянно паясничать… Вот что я хотел предложить, Саша, — Щербатов чуть замялся, это было весьма необычно для него. — Все подготовленные вами документы ушли на рассмотрение, обращение записано, изменения вносить сейчас не во что… Если вы желаете, завтра мы могли бы встретиться и поговорить. Не только о текущих делах. Я был убежден долгое время, что нам с вами говорить не о чем. Но ведь многое меняется, и оба мы тоже изменились.
— Мы ведь разговаривали… много разговаривали, — тихо сказала Саша, изучая непривычный блеск на ногтях. — Не наяву. Вы… помните это?
— Чрезвычайно смутно… Но чувство, что нам с вами отнюдь не обязательно враждовать, я помню. Оно разительно отличается от всего, что мне доводилось пережить. Полагаю, нам есть о чем переговорить. Но я должен быть уверен, что вы понимаете: это не одна из тех вещей, которые вы обязаны делать по условиям вашего содержания. Вы можете отказаться безо всяких последствий.
Саша попыталась привычным жестом убрать волосы за ухо и чертыхнулась: едва не попортила и ногти, и прическу.
— Мы могли бы сыграть в шахматы, — предложила она.
— Не знал, что вы играете, — Щербатов азартно улыбнулся, и лицо его вмиг помолодело. — Да, я буду рад посостязаться с вами в стратегии за игрой, а не так, как это прежде у нас бывало. Завтра пришлю за вами машину. Мы могли бы пообедать, а после сыграть.
Саша подула на ногти, не зная, как проверить, высох ли уже лак. Обед — это ведь не ужин, обед не предполагает, что она останется на ночь. Приглашение выглядело достаточно безопасным. Может, им с Щербатовым и впрямь удастся сблизиться по-приятельски, безо всех этих роковых страстей…
— Отчего ты не можешь придумать ничего интереснее обеда, дорогой мой, — Вера вошла в струящемся лазоревом платье, в своих любимых серьгах в форме змеек. — Как поросший мхом пень, ей-богу. Сходите куда-нибудь! Вы хоть знаете, что дягилевский балет выступает в Москве? Ничего-то вы не знаете, сидите целыми днями в своих бумагах, решаете судьбы страны, а живая жизнь проходит мимо. Вам нужно жить больше, вам обоим. Саша, выше голову, мы на прием идем, не на казнь… хотя, понимаю, казни для вас привычнее.
В прихожей дурнота накатила снова, Саша почти рухнула на банкетку. Хотела было надеть свои сапожки, но выяснилось, что к чертовому белому платью полагаются белые же ботинки на шнуровке, плотно обхватывающие щиколотку. Щербатов подал ей пальто, и она позорно запуталась в рукавах.
Михайлов уже ждал их внизу. Он поцеловал Вере руку, и она улыбнулась ему теплее, чем обыкновенно. Пыталась она таким образом вознаградить его за успех их общей политической программы или они и правда понемногу притирались друг к другу?
Саша надеялась, что на свежем воздухе ей полегчает, но сделалось только хуже. Живот скрутило, колени подогнулись. Щербатов подал руку и Саша, секунду помешкав, приняла ее. Пустых любезностей она не терпела, но теперь опора ей в самом деле не повредит.
Пройдя всего дюжину шагов по аллее, Саша обнаружила, что так и не смогла толком зашнуровать проклятые ботинки. Опасаясь, что белоснежные шнурки испачкаются, присела на кованую скамейку и стала разбираться в крючках. Холодные пальцы, как назло, слушались плохо. Опять накатил озноб.
— Не спешите, Саша, — мягко сказал остановившийся рядом Щербатов. — Когда бы мы ни прибыли, это и будет вовремя.
— Не станем их ждать, — сказала Вера Михайлову. — Идемте к машине, заведу ее пока.
— Вы тоже можете не ждать, Андрей Евгеньевич, — пробормотала Саша. Под его взглядом она терялась и по новой путалась в чертовых крючках. — Я подойду через минуту.
— Не беспокойтесь, Саша. Я останусь с вами.
Вера взяла Михайлова под руку, и они направились к ожидающему у ворот «Кадиллаку». Он сказал что-то, и она заливисто рассмеялась. Саша справилась наконец с крючками. Михайлов распахнул перед Верой дверцу «Кадиллака». Она заняла, как обычно, водительское сиденье, он обошел машину и сел рядом с ней.
Взрыв. Пламя. Черный дым. Едкий запах динамита, горящей резины и человеческой плоти.
Сашу отбросило назад, швырнуло на землю. Уши заполнил вязкий глухой гул. На разноцветные плитки дорожки упала сережка в форме змейки.