Завеса Звездной пыли и Жестокости

Язык фейри сам по себе состоял из энергии чар: его понимали все, кто слышал, так же как и фейри понимали все языки, на которых с ними говорили. Охотничий инстинкт, вплетенный в то, что и делало их фейри. Если волк не задумывался над поимкой оленя, то фейри незачем было думать над тем, как заманить человека в ловушку.

Вот бы то же самое относилось и к людям.

Похожие фокусы показывали и на фестивалях в мире людей, только в Алдерии на картах были изображения и символы, по которым каждый мог что-то предположить, прочесть их суть. Они изображали и ангелов, и демонов, и фейри, чуму и голод, богатство и бедность.

Но глядя в эти карты, я не могла отличить на одном изображении лицо от рубашки. Везде изображались фейри, волшебные предания, волшебные предупреждения и предзнаменования. Даже те, что казались довольно очевидными, – изображения черепов, теней и отродий, злых духов с горящими глазами или же иллюстрации черных пустых расщелин, – ни одна из них не означала того, чего я ожидала. Карты, которые, на мой взгляд, были злыми, на самом деле означали присутствие поблизости сильного защитника. Карты, на которых изображалось что-то хорошее, что-то позитивное, означали трикстеров и обманщиков, которые похищали души фейри.

Элви попыталась показать, где на замысловатых границах карт были написаны их названия, но я даже не могла разобрать букв, составлявших язык фейри, не говоря уже о том, чтобы попробовать прочесть слова.

Неважно, как я их вытягивала, и неважно, как я их раскладывала: все равно возвращалась к одной и той же проблеме.

Я не могла предсказывать по картам, потому что они для меня ничего не значили.

И я попыталась это объяснить Элви после нашего первого занятия вчера, но она отказалась останавливаться. Не знаю, Сирен ли ее так настроил, или же она сама себя искренне убедила в том, что на меня внезапно снизойдет озарение, необходимое для чтения карт. Или ей просто нужно было чем-то занять собственный разум.

Как бы я ни старалась уговорить ее сдаться, она не слушала.

Сегодня Элви даже принесла свою колоду карт для практики, сославшись на то, что с моими, должно быть, что-то не так. Хоть она и была невероятно терпелива, пыталась объяснить мне снова и снова, как лучше всего почувствовать намерения карт. Ее не следовало ни в чем винить, когда спустя долгое-долгое время она наконец сдалась. После очередного безуспешного дня решительное выражение лица Элви сменилось отвращением, когда она, раздраженно бросив последние три карты, оставшиеся у нее в руках, потребовала объяснить, что же меня отвлекало.

– Ты сидишь так весь день! – воскликнула она, с досадой очертив руками арку, подражая тому, как я нависла над открытым окном. Я не просто нависла над окном, а практически перегнулась через него, почти готовая спрыгнуть и разбиться насмерть, если быть честной. – Я знаю, тебе кажется, что ты не можешь прочесть эти карты, но ты ведь даже не попробовала. И нечего больше нести чушь о «языке фейри», за которую ты так держишься. Необязательно уметь читать карты, чтобы они работали. Просто… их нужно тянуть с намерением.

Прищурившись, она посмотрела на меня.

– Даже не пытайся говорить, что ты это и делаешь, – обругала она меня. – Мы обе знаем, что это не так.

Не было смысла спорить, ведь она, конечно же, была права.

Я правда отвлекалась.

Я едва ли обратила внимание на последние шесть карт, разложенных на полу, и дело было вовсе не в собственной убежденности, будто я никогда не уловлю их значения, а скорее в том, что с каждой последующей секундой двое принцев Аварата все с большей вероятностью могли возникнуть на пороге.

Я наблюдала за проходами, которые могла различить из окна башни, выискивая две серебристые мантии – предупреждение о том, что принцы поднимаются ко мне. Не могла заставить себя пожалеть о том, что пригласила их к себе, но я жалела о том, что была недостаточно конкретна. Я не хотела объяснять Элви, почему двое принцев Аварата пускают слюни на мою дверь.

Меня задело легкое раздражение, когда Элви поднялась на ноги и скрестила на груди руки. Колода разбросанных по каменному полу карт с серебристой каймой была позабыта.

– Ну? – Ее тон наконец вырвал меня из оцепенения, и я поняла, что не ответила на ее первый вопрос. – В чем дело?

Я рванулась вперед, выбросив вперед руку, чтобы опереться на оконную раму и все-таки не вывалиться наружу.

– Прости, – промямлила я, пару раз тряхнув головой, и безуспешно попыталась прогнать навязчивые предчувствия. – Я плохо сплю.