— Макаренко ты двухвековый, — с досадой пробормотала я. — Педагог от Бога. Можно я оставлю им записку, что это всё я? Зачем мне на вас смотреть? Тебя и Анис мне хватит на всю оставшуюся жизнь. И даже дольше. Официальная бумага: “отстаньте от бедного Натана, самая чокнутая тут Анис, но на этот раз это даже не она”.
— Перестань, пожалуйста. Жду тебя не позднее пяти вечера. Но смотри внимательно: если вдруг вокруг начнет твориться какая-то чертовщина, не сиди до завершения действия, срочно иди сюда. Либо запрись в помещении и будь тише воды, ниже травы, пока я тебя не найду.
А теперь пошла вон из моей ванной, у меня хватает проблем и без тебя.
Завтракать я отправилась в ближайшее кафе, из окна которого были видны башни моего дома. Не то чтобы я желала лишний раз на них смотреть, просто отлучаться надолго было чревато. Я спешила рисовать, несмотря на летнее воскресное утро. Свободный график моей работы предполагал, что я сама решаю, когда мне необходим отдых, но в последнее время меня преследовал творческий кризис. Я прекрасно понимала, что кризис имеет вполне реальные основания и связан с зеленым платьем и черными глазами, но старалась пересилить себя.
Продавая тётушкину квартиру в центре Москвы ради дома в Трансильванской глуши, я надеялась, что буду устраиваться с графическим планшетом в тени какого-нибудь старинного граба или дуба, любуясь на пейзажи и вдохновляясь чистым карпатским воздухом. А так же прочими пасторальными прелестями, которые необходимо вставить в описание: живописными фермерами, пиками гор вдали и уютными деревушками. Теперь я старалась уйти с утра как можно дальше от замка, как будто это делало влияние Натана чуть менее ощутимым. Возвращалась после заката, пробираясь в дом обходными путями: старалась не попасться на глаза проснувшимся хозяевам. Анис была особенно вздорной после сна, а Натан не считал необходимым её сдерживать. Иногда мне даже казалось, что он специально доводит её до точки сборки, чтобы полюбоваться на спецэффекты. Которые, конечно, больше касались зачинщика, но прилетало и в мой адрес.
Кстати, Анис почти наверняка подозревала нас в амурной связи. Во всяком случае, часть её капризов проходила под лозунгом «ты любишь её больше, чем меня». (Вот уж дудки, холодностью и отстраненностью Натана, а также обилием этих качеств в одном конкретном существе, можно было резать металл, как жидким азотом). Анис отказывалась в это верить: видимо, единственным аргументом против распития моей кровушки она видела тайную страсть, в которой Натан боится признаться.
Как назло, в данный момент мне достались иллюстрации к веселой детской книжке про поросенка Михэицэ и его отчаянные приключения на ферме. Поросенок знакомился с её обитателями и узнавал много необходимой ребёнку информации: кто чем занят, кто что ест, кто где спит. Можно себе представить, что солнечный летний день у меня получался не очень, а сроки поджимали.
Я выбрала самый дальний одинокий столик на две персоны, позавтракала, заказала кофе и включилась в борьбу с поросенкиным бытом: вот здесь будет заборчик, здесь веселый фермер, здесь Михэицэ с дурацким пятачком набок. Выходило скучно и бесцветно, без нужного задора.
— Как мило, это собачка? — ко мне подошел знакомый официант и заглянул через плечо.
— Это поросенок, Тобар. Обычный, полный жизнелюбия поросёнок. Которого через пол годика все равно напоят вином, зажарят и подадут с маринованными овощами и цуйкой, — печально ответила я, не отвлекаясь от пятачка. — Он будет бороться, молить о пощаде на своём поросячьем языке, но потом смирится, нахрюкается, как настоящий свин, и умрет в беспамятстве от рук профессионала.
— Жизнеутверждающе. Что на этот раз, Юлия? Иллюстрация к листовкам зоозащитников?
— Похоже, да? — задумалась я. — Ну, если не выйдет милых детских картинок, я попробую загнать зоозащитникам.
— Фермер у тебя больно зловещий, а поросенок мил, хоть и немного похож на миоритскую овчарку. Как славно – кто это там стоит за фермером? Его жена? А причем здесь приталенное зеленое платье?..
— Нет, это невозможно, — я в злости отбросила перо на стол. — У меня полная неспособность к творчеству. Я бездарность. Великий художник вышел из меня и больше не возвращался.
— Не грусти, Джи. Это временно. Посмотри, с гор сошел такой густой туман, что солнца не видать, ты заметила? А без солнца мы все здесь вялые и сонные. Мне уже третий человек сегодня жалуется на лень и апатию. Скоро осень и мы, не дай Бог, заснём в этом N-шти, как мухи.
Тобар указал за окно, где, действительно, всё утопало в какой-то желто-белой пелене. Я увидела смутные силуэты угла соседнего дома и деревьев возле него, всё остальное медленно растворялось в таком плотном тумане, что, казалось, его можно было нарезать ножом и подать вместе с бедолагой Михэицэ. Солнце пропало окончательно, виднеясь едва смутным размытым пятном, легкий ветерок, такой частый в наших краях, тоже стих. Всё словно застыло в ожидании.