Завещание

Но больше всего я скучала по тебе.

Со всей любовью, навсегда и полностью,

Джози

Джейк отложил письма и посмотрел в окно на море, зная, что на следующий день Энди снова сел с ней. И он знал, что Энди сделал больше.

Он избил ее, ягненочек.

Он закрыл глаза, когда слова Лидии поразили его мозг, но он ничего не мог с ними поделать.

Она так сильно хотела встречаться с этим парнем, что убегала к нему крадучись. Это происходило больше года. Однажды вечером, когда она вернулась домой, он узнал об этом и избил ее, ягненочек. Отец избил ее так сильно, что она неделю пролежала в больнице.

Джейк открыл глаза и сделал еще один глоток из бутылки.

Он избил ее, ягненочек.

Он глубоко вздохнул.

Избил так сильно, что она неделю пролежала в больнице.

Он смотрел в окно, ничего не видя.

Мой мужчина будет сильным, высоким, красивым, умным, заботливым и неистовым, очень НЕИСТОВЫМ и прекрасным, и он будет обожать меня.

Это он бы смог.

Он должен быть очень нежным и понимающим, терпеливым и добрым, вдумчивым, мягкосердечным, и да, возможно лихим и утонченным, определенно умным и успешным.

А вот это бы нет.

Джейк сделал еще глоток пива.

Он избил ее, ягненочек.

Он почувствовал, как его челюсть напряглась, а пальцы крепко сжимали бутылку, чтобы не швырнуть ее. Если бы он это сделал, ему бы пришлось убрать весь бардак, и это могло бы разбудить детей.

Вместо этого он положил письма обратно в конверты, встал и, взяв с собой пиво, вернулся к столу.

Он сложил вместе письма Джози, которые отдала ему Лидия, и перевязал их лентой. Затем открыл ящик и уже собирался бросить туда пачку, когда увидел на дне ее.

Он положил письма на стол, сунул руку в ящик и вытащил рамку.

Это была Джози. На пляже. Ее кожа была загорелой. Ветер так сильно трепал ее длинные светлые волосы, что она запустила в них руку, убирая и удерживая на макушке, но завитки вокруг ее лица были захвачены объективом в полете. Другая ее рука лежала на бедре. Она стояла вдалеке, улыбаясь, шарф развевался у нее на шее, на глазах были солнечные очки, сарафан льнул к ее высокому, стройному, но соблазнительному телу.

Ее дерьмоголовый босс-фотограф сделал этот снимок, отдал Лидии, а Лидия отдала его Джейку. Он был похож на фото из 50-х годов какой-нибудь итальянской секс-бомбы. Итальянской, потому что Джози выглядела утонченно. Экзотично. Очаровательно. Стильно. Так много всего, что она не могла быть американкой, но другой, неизвестной, недоступной.

Невозможной.

Так что я буду приходить и сидеть с ней, пока он проводит несколько часов в офисе.

Джейк не отрывал глаз от фотографии, даже делая еще глоток пива.

И поверь мне, у тебя потрясающая фигура. Ты не пробыла здесь и часа, а уже два раза упоминала о похудении. Прекрати это делать. Это просто смешно. И если кто-то говорит тебе иначе, просто сообщи им об этой нелепости.

Он улыбнулся, глядя на фотографию.

Он избил ее, ягненочек.

Его улыбка погасла.

Черт, у этого дерьмоголового босса-фотографа все это было перед носом гребаные годы.

Годы.

А она одна сидела возле гроба своей бабушки.

Так что да, отвечая на твой вопрос, я оставляю его.

Она была хозяйкой дома.

Это означало, что они могут ее удержать.

Джейку просто нужно было сделать так, чтобы это произошло.

Он положил фотографию обратно в ящик и вернул туда письма. Закрыл его. И запер. Он допил остатки пива, выключил свет, пошел в спальню, разделся и лег спать.

Было уже поздно, и ему нужно было немного поспать.

Потому что завтра утром, за завтраком, он встречался с Джози.

ГЛАВА 7

Лишенная дыхания

Мои сапоги на высоких каблуках глухо стучали по дощатому настилу, когда сильный ветер развевал позади меня шарф от Александра Маккуина.

Я заметила Джейка у окна хижины через солнцезащитные очки, которые были на мне, хотя день был холодный, серый и угрожал пролиться дождь. Шарф кремового цвета с ярко-розовыми черепами (его фирменный дизайн) точно не был теплым.