Как и многие шведы, она питала неприязнь к финскому языку. Аста не предпринимала ничего, чтобы его выучить, но большая часть жителей в нашей долине были более или менее двуязычными. Но, как говорят поэты, язык сердца понятен всем, и когда мне исполнился всего год, состоялась новая свадьба.
Аста могла стать моей второй матерью, я знал – у нее бы получилось, если бы она захотела. Я мог бы звать ее по-шведски mamma, вместо финского äiti. Но она не захотела. Ей не нужны были чужие отпрыски. Аста хотела иметь своих собственных детей, и чтобы между ними – плоть от плоти ее, кровь от крови – и нами, ставшими ее по принуждению и обстоятельствам, была разница.
Я родился и вырос на севере Торнедалена, краю землепашцев, на берегу реки. Времена тогда были неспокойные. Будучи еще ребенком, я уже заранее предвидел, как сложится моя жизнь, сначала как мальчишки, потом, войдя в призывной возраст, уже как солдата. А если повезет вернуться назад целым и невредимым, то есть я хочу сказать, не искалеченным каким-нибудь ретивым русским, то, возможно, мог бы и сам стать фермером. И где-то там придет любовь – как избавление, появится жена. Такая, с широкими бедрами и спокойным нравом, которая станет делать то, что велит ей муж, смирно вести себя в постели и нарожает много детишек. Хорошо бы сыновей, но несколько дочек тоже могут пригодиться, чтобы было на кого переложить часть забот по хозяйству.
Вот такая у меня была мечта.
Не то чтобы я лежал на стоге сена и грезил, но такая фантазия была. Фантазия о будущем, которое ожидало большинство мальчишек в Торнедалене. Если они, конечно, не имели светлой головы. Те, кто имели светлую голову, могли стать священниками. Но таких было мало.
Вы меня знаете, я всегда смеялся над образованностью, но на то, чтобы записать свои мысли так, чтобы их можно было понять, на это и у меня мозгов хватает.
Мой отец, представлял собой нечто среднее между священником и фермером, у него была очень даже светлая голова. Но, по его собственным словам, у него имелось кое-что еще, что было куда важнее. Морально-нравственный компас, что вел его по извилистой дороге жизни.
Это дорога пряма и узка, и трудно с нее свернуть, но другого выбора нет, да и кто сказал, что жизнь должна быть легкой. Некоторые люди получают удовольствие, мучаясь и терпя лишения, страдая во имя веры. Но об этом чуть позже.
Когда началась война, я еще не имел близости с женщиной, в отличие от большинства моих товарищей. Но, возможно, они просто придумывали, кто их знает.