Завещание

Олеся выскочила из обеденной, оставив меня наедине с живописью. Все картины представляли из себя одну и туже тематику. Портреты людей, мужчин и женщин разных возрастов. Я проходил по кругу всматриваясь в лица тех, кого искусно запечатлели на полотнах. И на что уж я не люблю изобразительное ремесло, в полной мере, ощутил мастерство художника. Интонации, эмоции, выразительность и индивидуальность каждой написанной картины. Не единого лишнего мазка, написавший точно знал, когда остановиться. Одно за одним, произведения мелькали перед моим взором. Из-за недостатка света, пришлось чуть ли не вплотную приглядываться. После портрета пожилого мужчины, я перешёл к последней картине в ряду. Меня пробрало молнией до онемения кончиков пальцев. Я отступил резвым движением назад, врезавшись пятой точкой в массивный стол, не отводя взгляда от увиденного. С огромного портрета на меня смотрела баба Клава. Та баба Клава, какой она мне запомнилась в последние дни её жизни. До чего натурально, не естественно натурально. Или разыгралось моё воображение или действительно автор смог вложить в образ Семёновны, ожидания скорой собственной кончины на предсмертном старческом лице. Я отвернулся и онемел окончательно, заметив в противоположной стороне движение. Пора столкнутся с неминуемым, предупредил меня разум. По полу блеснула тень и сразу за ней вышел паренёк из теплицы, тот что запомнился мне обветренными губами.

– Блин, ты чего меня так пугаешь? – Громко забасил. – Я тут чуть крестиком ноликом от страха не сложился.

Паренёк медленно приближался, сгорбившись окончательно. Он неразборчиво шептал себе под нос. Причина, по которой я ещё не завизжал и не убежал сверкая прятками, заключалась в нём самом. Молодое дарование не источало опасность. Его вид, движения, говорили о другом. Он подошёл, схватил меня за край футболки и шлёпнулся на колени не разборчиво бормоча.

– Ты чего, встань. – Попросил я.

– Спаси.

– Чего?

– Спаси, умоляю тебя. – Жалобно говорил паренёк.

– Тебе плохо?

– Спаси её. Только тебе это под силу, прошу. – Дрожащим, переходящим в плачь голосом продолжал парень.

– Её? Успокойся, хорошо. Давай ты встанешь с пола и нормально, по порядку всё расскажешь.

Но садовод огородник, пуская слюни и сопли на грани истерики, упал полностью на пол:

– Спаси, – захлёбывался он слёзами. – Спаси Олесю. Спаси Олесю. – Закричал парень.

У меня упало сердце. Олесю? Он сказал Олесю? Что могло случиться? Не теряя не секунды, я перелез через стол и рванул к выходу. Адреналин разгонял мотор, разгорячив кровь в жилах, но стоило мне открыть дверь в коридор, тело мгновенно заледенело. По полу стелилась дымка чёрного густого тумана. Она плавно переходила на стены, покрывая коридор. Из-под слоя чёрного мора, тускло трепыхались световые панели, делая помещение не совсем тёмным. Я почувствовал, в том месте, где ноги по щиколотку утопали в тумане, кожу и мышцы сводило лёгким холодком. Вполне терпимо, но чем дольше стоишь без движения, всё более не приятно. Я семимильными шагами отступал назад в обеденную, попутно переводя дыхание и всматриваясь в длинный коридор. Он тянулся вперёд, уходя в мертвенную тьму, скрываясь за пределами моего острого зрения. Ноги ступили на тёплый пол, а туман подо мной полностью исчез. Обоняние активизировалось, уловив лёгкий запах еды, слух зафиксировал копошение и шёпот. Я смотрел на свои трясущиеся руки. «Ну же соберись Кирилл» отдавал мозг команды. «Соберись и посмотри своему страху в лицо». Это оказалось ошибкой. Нужно, пока ещё была возможность, ломануться вдаль по коридору и уносить свои трусливые ноги подальше от этого места. Безусловным рефлексом моё тело откликнулось на собственное имя, и я обернулся на словах:

– Слушай Кирюх, как тебе наша Олеська, нравится?

Каждый на Земле хоть раз в своей жизни испытывал на себе эффект дежавю. Состояние, когда ощущаешь, что был в подобном месте или ситуации. Обычно оно внезапно возникает на несколько секунд и так же мимолётно проходит не оставляя следов своего появления. Меня тоже охватило чувство дежавю, когда я осознал, что попал на вчерашний обед, но только теперь наблюдал за ним с другой позиции и с другой точки зрения. И всё ничего, пока я не услышал со стороны свой растерянный голос:

– Ммм что?