Завещание барона Врангеля

— И вы туда же!.. — Наполеон укоризненно посмотрел на генерала. — Если бы это сказала женщина… но вы?!

— Ваше величество, я лишь передал слова губернатора. Наушничанье доктора ему претит. Лоу считает, что вы специально подослали О'Меару, чтобы оклеветать меня.

— Хорошо, я выгоню хирурга из Лонгвуда, как только замечу за мим что-то неладное! — Наполеон был тверд в своем намерении. — Ваша безопасность в Европе и успешный ход намеченной операции станут гарантией его невиновности. Итак, вы едете на «Камдене»! Денег на дорогу я вам не дам, а предложенные мною… скажем пятьсот франков, вы отвергнете публично. Просите деньги у Лоу… кого угодно, но вы должны покинуть остров в ореоле мученика.

— Ваше величество, это гениальная идея! Думаю, Лоу не откажет мне в паре тысяч…

— Барон, покончим с деньгами… В одном из лондонских банков на ваше имя будет лежать сто тысяч франков. Получить их вы сможете у Голдшмидтов… Думаю, этой суммы вам хватит на первое время. За вашу дальнейшую судьбу я спокоен. Помяните меня, вы еще будете командовать французской артиллерией в какой-нибудь битве с англичанами! Они не упустят случая кольнуть Францию где-нибудь на колониальном островке, в защите которого наш флот не сможет тягаться с английским.

Наполеон перешел на диван и пригласил Гранье занять место возле себя. Он поправил звезду на мундире генерала и сжал ему руку повыше локтя.

— Прошу вас, Гаспар, если наше дело не увенчается успехом и мне придется сложить здесь голову, ходатайствуйте перед королем о перенесении моего праха в Париж. Смерть примирит меня с врагами, народ же всегда будет почитать во мне героя. Теперь, друг, я продиктую вам письмо, которое вы увезете в Европу… Это моя последняя надежда на свободу, если таковая вообще возможна. Мы слишком долго хранили некоторые наши тайны… Умру я — они станут легендами. Вы задумывались, Гаспар, над тем, что легенды хороши именно тогда, когда не разгаданы? Люди любят чудеса и не слишком жалуют тех, кто их опровергает. Таким образом, я беру на себя неблагодарную роль… Так начнем, барон!..

Наполеон, кажется, почувствовал себя прежним стратегом, что разрабатывал планы грандиозных сражений, от исхода которых зависели судьбы народов.

— Пишите, Гаспар: «Мой старый друг…» Нет, так не пойдет! Зачеркните. «Милостивый государь…» Не годится: чересчур подобострастно. Напишите просто: «Брат! Обстоятельства, зависевшие от состояния мира и его страстей, не позволили мне ранее снестись с Вами письменно, чтобы выразить Вам мое удовлетворение и радость по поводу нашего давнего знакомства и прежних встреч, кои были приятны и полезны во многих отношениях. Я помню наши палатки на плоту в Немане… братание русских и французов, обеды и беседы до рассвета наедине. Тильзит останется в моей памяти навсегда!

Благодарю Вас за дружеский привет, который мы получили через посла господина Бальмена, и особенно за приглашение приехать в Россию для конфиденциальной беседы с Вашим величеством…» Барон, почему вы перестали писать?

— Ваше величество, вы не оговорились?..

На губах у Бонапарта появилась лукавая усмешка.

— Вы умный человек, генерал, но одного ума в таком деле мало. Конечно, никакого «приглашения» не было. Будем считать, что вы неправильно истолковали некоторые слова Бальмена во время вашего последнего с ним разговора. Что из того? Император не имеет права на ошибку, но его слуги… Приведись мне встретиться с Александром — я сошлюсь на вас… Если я действительно окажусь в Петербурге, то подобная мелочь не будет иметь решающего значения. Так, на чем мы остановились?

— Вы говорили о русском после…

— Ах да! Продолжим, барон… «Господин Бальмен передал мне Ваши вопросы… Я считаю их вполне серьезными и хотел бы ответить вкратце уже сейчас, чтобы растопить лед предубеждения, охладивший наш братский союз.

Я понимаю Ваше пристрастие к Ольденбургам в силу Ваших родственных с ними отношений. Мы были не вполне, правы, пресекая выгоды, коими пользовалось это семейство на протяжении столетий… Тому, правда, были причины политические: укрепление тылов требовало присоединить к Франции Голландию и Ганзеатические города, а также и герцогство Ольденбургское, так как через него шли сообщения с нашими войсками, затруднявшиеся из-за имевшихся на территории герцогства таможен.

Понимаю и Вашу обиду, проистекавшую от того, что мы отказались ждать окончательного решения русского Двора на брак цесаревны Анны Павловны с нами. Если кого и следует винить в сем происшествии, то лишь мое воображение, предуказавшее мне, что Ваша матушка нарочито оттягивала время формального несогласия на этот брак, пусть и говорила послу Коленкуру, что вот-вот готова объявить положительное решение.