Завещание барона Врангеля

Граф запечатал письмо и задумался: «Бонапарт, кажется, воспрянул духом? Он выезжает верхом, много времени гуляет в саду… До недавнего времени это было ему чуждо. На что он надеется?»

Бальмен вспомнил завсегдатаев петербургских салонов — аристократов, проклинавших Бонапарта публично на все лады, а за глаза преклонявшихся перед волей «злого гения». Граф снова пустился в размышления: «Ростопчин из их числа… Уехал к дочери в Париж и оттуда вещает о своей непричастности к пожару Москвы. Как будто не им были выпущены из тюрем колодники! Как будто не он приказал эвакуировать из города пожарные команды и брандспойты… Не простится губернатору разграбление московских церквей!»

Бальмен понимал, что тщательно скрываемый от остального мира интерес русского правительства к судьбе Бонапарта лежит в сфере политики. Очевидно, войска союзников когда-то уйдут из Франции. После этого может возникнуть новая ситуация… К тому же Россия не слишком обольщалась дружескими заверениями Англии, видя в ней по-прежнему основную соперницу своим колониальным интересам.

«И все-таки Бонапарт на что-то надеется… Иначе он не искал бы связи со мной!» — подытожил свои сомнения Бальмен и решил «сыграть партию», навязываемую ему Наполеоном. Играть надо было осторожно. Граф рисковал…

Через час Бальмен вышел на прогулку, полагая, что шустрый генерал-адъютант Наполеона отслеживает его. Граф не ошибся.

— Господин комиссар!.. — Гранье помахал перчаткой и ускорил шаг… — Наконец-то… Я ожидаю вас битый час, но дал слово не уходить, покуда не переговорю с вами наедине. Пройдемте к морю — там нас никто не услышит. Вы разве не замечаете слежку? Какой-то тип в черном все время крутится возле вашего дома. Учтите: англичанам нельзя доверять! Впрочем, вы сами бывали в Англии и можете судить о их нравах…

Гранье болтал без умолку, уводя Бальмена на край утеса, нависшего над морем подобно полю огромной шляпы. Волны с силой бились о камни, оставляя после себя белую пену. Крупные чайки «хохотали» мефистофельским смехом.

Бальмену сделалось слегка не по себе. Гранье, следуя привычке начинать разговор издалека, небрежно заметил:

— Знаете, граф, что будет интересовать потомков в истории последней войны между Францией и Россией? Нет, не баталии с их победами и поражениями, не искусство понтонеров или кавалеристов, даже не судьбы великих полководцев. Их будут занимать вещи малозначимые, но тайные: интриги, шпионаж… наше с вами поведение здесь, на острове, хотя это уже не война. Они будут смаковать историю болезни императора… О вас, граф, не вспомнят совсем, а если и напишут что-нибудь, то лишь как о враге Наполеона, ибо ваше имя неразрывно с именем Лоу. Вам нравится такая участь перед лицом потомков?

Бальмен не рассердился. Пихнув носком сапога камень, он подождал, покуда тот шлепнется в воду…

— Вы повторяетесь, барон. Вам следовало бы знать, что я не настолько тщеславен, чтобы думать о мнении потомков. Моя судьба есть судьба России!

— Граф, вы меня огорчаете! Все русские одинаковы. Отечество для вас Бог, в сравнении с которым один человек — ничто. Хорошо, пускай будет по-вашему! Тогда речь о другом… Александр — почитаемый в Европе монарх. Разве вам безразлична его слава?

«Экая бестия!» — подумал Бальмен, памятуя, что каждое его слово может быть истолковано превратно.

— Ваше молчание, господин комиссар, я принимаю за согласие. В свете этого я сегодня хотел поговорить с вами, ибо завтра мы будем действовать, а не рассуждать! И тогда важное дело, ради которого я столько времени обхаживаю вас, Наполеон поручит другому человеку, и вы не узнаете о нем ничего. Подумайте, граф!

Бальмен ответил не сразу, размышляя, как лучше построить разговор с хитрым генерал-адъютантом, чтобы не попасть в его сети, но в то же время выведать тайны Бонапарта.

— Вы так претенциозны, барон, что можно подумать, будто я сам сподобил вас на «обхаживание»… Но я не знаю, о чем речь…

— Простите, граф. Я действительно хожу вокруг да около… Тогда к делу! С вашей помощью Наполеон хотел бы установить связь с Александром. У моего императора к тому есть веские причины… Вы могли бы построить свою политику на участии в этом деле. Но, если вы опасаетесь прямого участия… Словом, вы можете остаться лишь посредником. В самом деле, что вам стоит послать за своей печатью письмо Наполеона к Александру? Со своей стороны, Бонапарт гарантирует тайну послания, даже если оно будет отвергнуто Петербургом!

— Я категорически против! — Бальмен стукнул тростью о землю. — Не забывайте, что моя миссия четко определена правительством… У государя императора не было и нет намерений интересоваться личной жизнью Наполеона!

— Позвольте усомниться… — усмехнулся Гранье.

— Что вы хотите этим сказать? — еще более вспылил Бальмен.

— Ничего особенного, сударь… Просто в Петербурге, видимо, не посчитали нужным посвятить вас в истинные намерения Александра относительно печальной участи Бонапарта?!

Гранье осмотрелся и понизил голос: