Полет до посадочного модуля у Артифакта № 9003 занял бы 93 минуты, как измеряют время люди, но на шестидесятой минуте я разбил крылокорабль при вынужденной посадке.
Место для аварии было самым неподходящим — глубокое ущелье, пересеченное оврагами и усеянное валунами. Мы, четверо, хоть и пострадали, но остались в живых. Хуже всех пришлось Пакегокнерфронакипилазису — ему раздробило кость ноги. Легче всех — помятыми ребрами — отделался человек по имени Барри. К счастью, герметика хватило на ремонт наших костюмов; однако прежде, чем затянулось последнее отверстие, ушло много воздуха. И хоть никто не погиб, положение казалось безвыходным. Крылокорабль был исковеркан, аппаратура связи разбилась при первом ударе, и, кроме того, мы сильно отклонились от курса при обходе пыльной бури.
— Неслыханно, — сварливо проговорил тот, кого люди называли П ка. — Подобной поломки никогда не случалось.
Его взгляд, направленный на людей, пылал обвинением.
— Что он сказал? — спросил человек по имени Барри.
— Он считает, что в аварии повинны люди.
Человек-Барри пожал плечами:
— Что ж, мы ему не по душе. Ведь потому он и отправился с нами?
Я мог не отвечать. Когда Аверпонекатупенавизис не сумел добиться у фуили официального признания людей, логика потребовала от лидера оппозиции, чтобы он сам проследил, как то покидают планету. Я опасался Пакегокнерфронакипилазиса. Владевшие им эмоции, которые пересиливали даже отвращение к пришельцам, делали его поведение непредсказуемым. Он знал о моем сумасшествии и, следовательно, о том, что я не могу почувствовать его намерения. Равно как и мои, разумеется, оставались для него за семью печатями. Впрочем, это не давало никому из нас преимуществ, особенно если учесть характер местности и наши ранения.
Человек-Кэтрин, попытавшись сесть и прислонить верхнюю часть туловища к валуну, издала звук, исполненный боли. Хотя ее нижние конечности пострадали меньше, она тоже не могла двигаться.
— Надо сделать учет, — заявила Кэтрин.
У меня была вывихнута и сломана верхняя конечность.
Я справился с болью и спросил:
— Что такое учет?
— Перечень всего, что может повлиять на ситуацию. Чем мы могли бы воспользоваться.
Я перевел ее слова Пакегокнерфронакипилазису.
— Нелогичная надежда, — сказал он. — Еще одно подтверждение того, что нам уже известно: люди — примитивные существа, их разума недостаточно даже для понимания неизбежности скорой смерти.
Несмотря на боль, человек-Кэтрин рассмеялась.
— Если надежда делает нас примитивными, тогда, клянусь, мы примитивны! — Она взглянула на своего товарища. — Как с воздухом?
— Плохо, — человек-Барри махнул в сторону единственного баллона, который он вытащил из-под обломков. — С этим да ранцевым запасом — на четыре, от силы на пять часов.
— У нас гораздо хуже, — грустно произнес я. — Фуили не подстраховываются на случай, которого не должно быть.
— Сколько вы можете протянуть?
— По вашему исчислению времени — три часа. Не больше.
Человек-Кэтрин сменила тему:
— Связь?
— Мы общаемся, не так ли? — парировал ее товарищ. (Мое первое знакомство с этим странным способом выражения мыслей, который люди называют сарказмом.)
— Да, милый, но, к сожалению, только друг с другом. — Она повернулась ко мне: — Джеффри, у вас в скафандре мощный передатчик?
— Наша переносная аппаратура имеет ограниченный радиус действия, — сообщил я. — Ее сигналы усиливают стационарные установки в кораблях.
— Какая непредусмотрительность! А всякие ЧП?
— Мы конструируем так, чтобы обеспечить нормальное функционирование, — объяснил я человеку-Барри и указал на тонкий штырь за его спиной. — А ваша связь?
— Это зависит…
Он замолчал, осторожно поднялся на ноги и повернулся к плато, возвышающемуся к юго-востоку от нас.
— Далеко ли мы от посадочного модуля?
Я ответил.
— Гмм… Около двухсот километров.
Человек-Кэтрин тоже смотрела в сторону плато.
— Думаешь, это возможно? Подъем не из легких.
— И никакой гарантии, что окажемся в пределах прямой видимости. — Человек-Барри пожал плечами: — Впрочем, выбора нет.