Завещание фараона

Верно говорят, что Эллада — госпожа на море, а эллины — его хозяева! Никому не скрыться и не уйти от стремительных и грозных эллинских кораблей на его просторе. Через два часа, когда ночь отмерила всего лишь две своих трети, царь, все это время стоявший на носу триеры, заметил три белеющих во мраке паруса. С этого момента эллины взяли курс на них, и вскоре уже стало возможным различить сами суда — объемные униеры с широкими палубами и высокими надстройками над бортами. По плетеным корзинам для лучников, установленным на мачтах, и по высокому, характерному изгибу кормовой надстройки сразу становилось ясно, что это египетские военные корабли.

Заметив погоню, египтяне попробовали ускорить ход, что мало у них получилось, поскольку они и так шли на пределе. Триеры окружили их двойным кольцом, встав к египетским судам носом.

— Эй вы! — крикнул по-египетски Мена. — Если вы не отдадите живой и невредимой девушку, которую украли, считайте, что вы уже на священных полях Иалу!

— Никогда! — донеслось в ответ.

Униеры пришли в движение и поменялись местами — так, чтобы третья оказалась между двух других.

Сразу стало ясно, что на ней и находится пленница.

На палубе левого корабля произошло какое-то движение, и в нос ближайшей триеры, просвистев в воздухе, вонзилась стрела. С ее наконечника тяжелыми каплями падал в волны знаменитый египетский яд…

Ночь озарилась светом факелов, их блики заиграли на черной воде. В ответ на этот выстрел с триеры посыпался огненный дождь горящих стрел. Им навстречу, незримые в темноте, полетели ядовитые. К счастью, триеры, стоявшие носом к египетским кораблям, представляли собой не слишком удобную мишень — а борта египетских униер с двух сторон ничем не были защищены.

Одна из них вскоре превратилась в гигантский костер, и оттуда, спасаясь, прыгали люди — и плыли к стоявшей в центре униере.

На правой меж тем тоже стреляли по греческим кораблям, но не столь часто: ее команда разделилась на две группы, и в то время как первая вела бой, вторая тушила горящие стрелы эллинов.

Одна из триер двинулась вперед, прямо на борт египетского корабля — казалось, под самый град стрел. Но поступок капитана только на первый взгляд выглядел безрассудно: стоявшие на верхней палубе люди укрылись за щитами, а ярусы гребцов на греческих кораблях размещались только под ней, поэтому люди там находились в безопасности от стрел.

Египтяне засуетились: они прекрасно поняли, что сейчас произойдет, но помешать этому ничем не могли.

Страшный удар сотряс униеру от реи до днища — и кто-то истошно завопил, что в трюм хлещет вода.

Триера медленно и плавно, даже величественно, отошла назад и вернулась в оцепление.

У каждого военного корабля греков нос оканчивался пятиметровым бронзовым лезвием, скрытым водой, что позволяло триерам пробивать борт противника, оставаясь на относительно безопасном расстоянии — что сейчас и было сделано.

Египетское судно погружалось так быстро, что его экипажу ничего не оставалось, кроме как прыгать в воду и плыть на единственный уцелевший, посольский, корабль.

Там все прекрасно понимали, что если вступят в бой, то не продержатся долго… но нарушить волю царицы Рунихера боялся. К тому же Кахотеп шипел ему в ухо:

— Ты хочешь лишить великого Осириса, которому я служу, жертвы? Тогда сам лучше простись со своей никчемной жизнью! Девчонка еще в наших руках! Убей ее!

Рунихера только кивнул. И отнюдь не потому, что испугался угроз Кахотепа. Просто он служил Нефертити и Египту.

— Ты прав. Приведите сюда царевну! — бросил он через плечо приказ своим людям.

Не прошло и пары минут, как его приказ выполнили — с нижней палубы привели Агниппу.

Она была не связана — ведь ее особа неприкосновенна, — но с момента похищения за ней неусыпно надзирали два стражника.

Кахотеп схватил царевну за руку и рванул к себе:

— Дочь моя! — прошипел он. — Как ты подала знак этим эллинским собакам?.. Очисти свое сердце перед смертью, чтобы на суде Осириса оно не перевесило перышка! Мы не можем довезти тебя до Ниута, но принесем в жертву здесь, ибо божество везде с нами!

— Погоди, Кахотеп! — взмолилась Агниппа, пытаясь вырваться из его хватки. Жрец ощущал, как дрожит пленница. — Минуту! Только минуту дай мне! Проститься с жизнью… Размышления о вечности всегда полезны.

— Полминуты, не более! — зло прищурившись, бросил жрец.

Агниппа прерывисто вздохнула и, запрокинув голову, взглянула на полное звезд небо. Затем — на воду, залитую светом охваченного пламенем корабля — и там, за границей светового круга, сеть огненных дорожек на волнах от бесчисленных факелов.

На триеры вокруг.

Кахотеп держал за руку — но сейчас, глядя, как пленница покорно и безучастно смотрит вокруг, чуть ослабил хватку…

Они стояли в центре палубы.

Царевна покосилась на святого отца.

Жрец чуть сильнее сжал пальцы на ее запястье — но все же не так сильно, как до этого.

— Полминуты истекает, — со змеиной улыбкой заметил он.