Здесь Траян остановился довольно надолго. Именно в Мелитене он вновь получил письмо от Партамазириса, надменное по тону, не с просьбами, но, скорее, с требованиями. Траян опять ничего не ответил ставленнику Парфии, претендующему на армянский трон. Никто уже не сомневался, что Траян счел оскорблением само назначение владыки Армении по воле Парфии. И теперь несчастный правитель — слишком молодой и бессильный, чтобы высказывать собственное мнение, своим унижением должен был удовлетворить амбиции римского императора. Не получив ответа от императора, Партамазирис сбавил спесь и прислал новое послание, уже не требуя, но лишь умоляя, чтобы к нему направили наместника Каппадокии Марка Юния Гамаллу. Траян снисходительно слушал, пока ему читали послание, и отправил к претенденту не самого Юния, но лишь его сына.
Покинув Мелитену, Траян вновь форсировал Евфрат, через перевал Елазиг двинулся в Южную Армению и взял Арсамосату без боя.
Потом была новая переправа через Евфрат, и наконец — конечный путь движения армии — Сатала. Стоял конец мая. Армия двигалась без боев и не слишком спешила. Зато спешили гонцы, скликая из близлежащих земель на поклон к императору царьков и вождей. Едва Траян встал лагерем в Сатале, как явились к нему правители Кавказа и прикаспийских земель. Каждый день император принимал послов и раздавал подарки.
В Сатале находился преторий Шестнадцатого легиона Флавия Фирма, самый дальний лагерь из всех на Востоке, но сам легион полностью никогда не стоял в этих местах. Однако этой весной маленький городок стал вместилищем огромной армии, которой Сатала не видела никогда до и вряд ли увидит после Траяна.
Сюда, в Саталу, прибыли еще два легиона — Первый Аудитрикс и Пятнадцатый Аполианис, а также вексилляции Седьмого Клавдиева, Одиннадцатого Клавдиева и Тридцатого Ульпиева, Второго Траянова легиона Фортис, Тринадцатого Гемина, Двенадцатого Примегения, Первого Италийского и конечно же — подразделения из Пятого Македонского[88]
— куда уж без него. Путь ветеранов Дакийских войн лежал с берегов Данубия-Истра в Томы, далее по побережью Понта Эвксинского в Трапезун и затем по дороге через перевал Зигана в Саталу.Здесь, в Сатале, Кука и Тиресий вновь увидели значки Пятого Македонского и почти сразу обнаружили среди фабров Малыша. Гигант несколько располнел и стал еще больше походить на медведя. Обнимались долго, хлопали друг друга по спинам и плечам, всякий раз удар лапищи Малыша вышибал слезу у его контиронов. Вечером пили весь вечер неразбавленное вино, говорили о предстоящей кампании все более дерзко, вспоминали Приска, который остался в Антиохии.
— А Молчун… где Молчун? — спрашивал полупьяный Малыш у совершенно пьяного Куки. — Знаешь, его ведь Афраний забрал к себе банефициарием. Тирс, где Молчун? Ты его прячешь?
— Молчун в дороге… — отозвался Тиресий, с мрачным видом рассматривая свою пустую чашу.
— Э… — погрозил ему пальцем Малыш. — Да ты ведь знаешь, где Молчун!
— Зови его почаще, Малыш… — Тиресий плеснул фабру вина так щедро, что оно полилось через край.
Малыш уставился на бегущую через край темную, почти черную струйку и прошептал:
— Боги, вы еще нас слышите?
Все вдруг замолчали, переглянулись.
— Каких богов ты зовешь, Малыш? — шепотом спросил Фламма. — Здешних? Наши-то далеко…
— Святилище легиона с нами, значит, и боги здесь… — не очень уверенно сказал Кука.
— Гений Пятого Македонского нас защитит, — утвердил Малыш.
Из Саталы Траян со своей армией двинулся в Армению к Элегии[89]
, до которой, уверяли картографы, чуть более сотни миль. А оттуда было не так уж далеко и до столицы Партамазириса Артаксаты.В Элегии несчастный Партамазирис добился наконец встречи с римским императором. Траян велел построить войска и принял царя Армении на виду у своей армии. Построенные на плацу ровными рядами когорты в начищенных доспехах напоминали широкую улицу, окруженную длинными, сверкающими на солнце портиками.
Траян сидел в курульном кресле[90]
на возвышении — на специально устроенном для этого трибунале.Солдаты приветствовали императора криками, как будто он выиграл битву. На фоне римлян царь и его послы смотрелись странно: яркие цветные материи окутывали тела так, что от макушки до пят нигде не было видно открытого тела, но при этом спереди и с боков платье развевалось на ветру. Ожерелья на запястьях вспыхивали на солнце золотом, мягкий блеск жемчуга чередовался со вспышками алых и синих драгоценных камней.
Партамазирис приблизился к императору, снял свою диадему и положил ее к ногам Траяна, ожидая, что тот вручит ее вновь царю в знак того, что отныне Партамазирис станет править Арменией уже с соизволения Рима. Так Нерон когда-то возложил диадему на голову Тиридату. Но Траян не собирался возвращать корону Партамазирису. Несчастный царь растерянно огляделся и спросил:
— А мы не могли бы… переговорить с глазу на глаз?
Траян не ответил.
Партамазирис вновь в ужасе оглядел выстроившихся шеренгами легионеров — видимо, армянскому монарху представилось, что римские воины немедленно набросятся на него с мечами.