Завещание Холкрофта

Линия была занята. Кругом он слышал немецкую речь – оживленные разговоры пар и бродящих компаний искателей удовольствий, проходивших мимо телефонной будки.

Он задумался. Если бы его мать не была Альтиной, не был бы он одним из этих людей за стеклом? Не там, конечно, где он находится теперь, а где-нибудь в Берлине, в Бремерхавене, в Мюнхене? Ноэль Клаузен. Немец.

Какой бы стала его жизнь? Это было жуткое чувство. Захватывающее, отталкивающее, навязчивое. Словно он вернулся сквозь мглу времени и нашел развилку на скрытой в тумане дороге, на которую мог бы свернуть, но не свернул. Теперь он снова рассматривал эту развилку, куда бы привела его эта дорога?

Хелден? Встретил бы он ее в этой другой жизни? Сейчас он ее встретил. И он знал, что хочет вернуться к ней как можно скорее, что хочет снова увидеть ее, обнять, сказать ей, что… многое… что все будет хорошо. Он хотел увидеть ее улыбку и жить жизнью, в которой три перемены верхней одежды и пистолеты с глушителями не являются жизненной необходимостью. «Возмездие» и ОДЕССА больше не угрожают жизни, не сводят с ума. На звонок ответил глубокий и мягкий мужской голос.

– Мистер Кесслер? Доктор Кесслер?

– Я не умею лечить, – раздался приятный ответ по-английски, – но титул правильный, хоть и неудачный. Чем могy быть полезен?

– Моя фамилия Холкрофт. Ноэль Холкрофт. Я из Нью-Йорка. Я архитектор.

– Холкрофт? У меня немало друзей в Америке, я переписываюсь с коллегами в университете, но не помню такого имени.

– Вы и не можете его помнить, мы не знакомы. Однако я специально приехал в Берлин, чтобы встретиться с вами. Нам нужно обсудить конфиденциальное дело, касающееся только нас двоих.

– Конфиденциальное?

– Скажем… семейное.

– Ганс? С Гансом что-то случилось?

– Нет…

– Но у меня нет других родственников, мистер Холкрофт.

– Это давнее дело. Мне очень жаль, но по телефону я больше ничего не могу сказать. Прошу вас поверить мне, что это дело не терпит отлагательств. Мы не могли бы встретиться сегодня?

– Сегодня? – Кесслер помолчал. – Вы сегодня приехали в Берлин?

– Сегодня во второй половине дня.

– И вы хотите встретиться со мной сегодня же… Дело и вправду, должно быть, срочное. На час или два мне нужно съездить на работу. Вас устроит девять часов?

– Да, – сказал Ноэль с облегчением. – Вполне устроит. В любом месте, которое вы назовете.

– Я бы пригласил вас к себе домой, но, боюсь, у меня будут гости. Но есть «Lokal»[31] на Курфюрстендамм. Там обычно много народу, но у них есть тихие кабинки у задней стены, и управляющий знает меня.

– Прекрасно.

Кесслер назвал и адрес.

– Спросите, где мой столик.

– Конечно. Большое спасибо.

– Буду рад вас видеть. Но предупреждаю: я обычно говорю управляющему, что еда превосходная. На самом деле это не так, но он очень милый человек и добр к студентам. Увидимся в девять.

– Еще раз спасибо. – Холкрофт повесил трубку, охваченный неожиданным чувством уверенности. Если человек соответствует своему голосу, Эрих Кесслер – умный, ироничный и очень обаятельный. Какое облегчение!

Ноэль улыбнулся женщине.

– Спасибо, – сказал он, давая ей еще десять марок.

– Aufwiedersehen[32]. – Проститутка пошла прочь. Холкрофт одно мгновение смотрел ей вслед, но неожиданно его внимание привлек человек в черной кожаной куртке в полуквартале от него. Он стоял перед книжной лавкой, но выставленная на витрине порнография его явно не интересовала. Напротив, он прямо смотрел на Ноэля. Когда их глаза встретились, человек отвернулся.

Был ли это враг? Фанатик из «Возмездия»? Маньяк из ОДЕССЫ? Или, может быть, кто-то приставленный к нему из рядов «Вольфшанце»? Это необходимо выяснить.

Те, кто следит за тобой, меньше всего стремятся к открытому столкновению. Но если они все-таки этого пожелают, ты должен быть готов…

Слова Хелден. Он попытается не забыть эту тактику, ему придется скоро к ней прибегнуть. Он ощутил выпуклости под подкладкой плаща, там, где лежало оружие. Холкрофт убрал козырек, взял дипломат в руку и пошел прочь от человека в черной кожаной куртке.

Он торопливо шел по улице, держась поближе к бордюру, готовый броситься наперерез движению. Дойдя до угла, он свернул направо, быстро продвигаясь через толпу зрителей, наблюдавших, как на медвежьей шкуре совершают половой акт два пластиковых манекена в человеческий рост. Холкрофта толкнули, его дипломат ударился об ногу… Толкнут… и украдут, его дипломат могли украсть, бумаги, лежащие в нем, могли прочитать те, кому ни в коем случае не следовало бы этого делать. Он вел себя не совсем глупо, он вынул письмо Генриха Клаузена и наиболее информативные части из женевской документации. Никаких цифр, никаких источников, только банковские бланки и имена – бессмысленная юридическая тарабарщина для обычного вора, но кое-что большее для необычного.