Завещание Холкрофта

– Должна предупредить тебя, Ноэль, что Иоганн – очень противоречивый человек, – сказала Хелден. – Он может быть обаятельным, элегантным, но в то же время скрытным. Такова его натура. Брат живет очень странной жизнью. Иногда он кажется мне похожим на овода: так же порхает с места на место, неизменно меняет пристрастия, сверкает, повсюду оставляет свою метку, но не всегда желает, чтобы эту метку опознавали.

– «Он здесь, он там, он повсюду!» – передразнил ее Холкрофт. – Прямо Фигаро какой-то.

– Именно. Иоганн может не сказать тебе о том, что произошло в Рио.

– Он обязан. Мне это нужно знать.

– Если происшествие не имеет отношения к Женеве, то Иоганн может отказаться что-либо рассказывать.

– Тогда я попытаюсь убедить его. Мы должны знать, насколько уязвима его позиция.

– Допустим, она уязвима. Что тогда?

– Тогда он будет отстранен от участия в Женеве; мы знаем, что он убил кого-то. Ты сама слышала, как тот человек – ты еще подумала тогда, что он, должно быть, богач и большая шишка, – как он говорил, что мечтал бы увидеть твоего брата вздернутым на виселице за убийство. Я знаю, что Иоганн якшался с Граффом, а это значит – с ОДЕССОЙ. Ему пришлось бежать, чтобы спасти свою шкуру. Хоть он и взял с собою тебя и Гретхен, но спасал он только себя. Твой брат замешан во множестве подозрительных дел; за ним постоянно следят, и у меня есть основания предполагать, что его могут шантажировать. Тогда Женева даст трещину, и все пойдет насмарку.

– Должны ли об этом знать банкиры? – спросила она.

Ноэль прикоснулся к щеке Хелден и повернул ее лицо к себе.

– Мне придется рассказать им. Речь идет о семистах восьмидесяти миллионах долларов – о благородном жесте, который три выдающихся человека сделали для самой Истории. Если твой брат хочет сорвать Женеву или рассчитывает использовать деньги не по назначению, то пусть лучше эти миллионы покоятся в земле, пока не подрастет следующее поколение. Впрочем, такой исход дела маловероятен. Согласно завету, душеприказчицей фон Тибольта можешь стать и ты.

Хелден пристально посмотрела на Холкрофта:

– Я не могу этого принять, Ноэль. Душеприказчиком должен быть Иоганн. Не только потому, что он больше меня подходит для Женевы, но и потому, что Иоганн этого заслуживает больше, чем я. Я не могу отнять у него право участвовать в Женеве.

– А я не могу дать ему это право, если он хоть в самой малой степени способен причинить вред договору. Давай поговорим об этом завтра, после того как я с ним встречусь.

Хелден внимательно изучала лицо Холкрофта. Он смутился. Она сняла ладонь Ноэля со своей щеки и крепко-крепко сжала ее в своих ладонях.

– Ты человек высоких моральных принципов, да?

– Совсем не обязательно. Я просто рассерженный человек. Меня уже мутит от коррупции, процветающей в политической и финансовой системах. Таких деляг полным-полно в моей стране.

– В политической и финансовой системах?

– Это выражение из письма отца.

– Как странно, – заметила Хелден.

– Что именно?

– Ты всегда называл его либо Клаузеном, либо Генрихом Клаузеном. Официально так, отстраненно…

Холкрофт кивнул. Хелден верно подметила.

– Действительно, забавно, – сказал он. – Ведь я знаю о нем не больше, чем знал прежде. Правда, мне его описали. Рассказали, как он выглядел, как говорил, как люди завороженно слушали его.

– Значит, ты все-таки знаешь его теперь лучше.

– Вряд ли. Это были всего лишь чужие впечатления. Притом детские. Хотя, надо признать, знаний об отце у меня чуточку прибавилось.

– Когда родители рассказали тебе о нем?

– Не родители… Вернее, не отчим. Только Альтина. Это случилось примерно через две недели после моего двадцатипятилетия. Я тогда работал, был дипломированным специалистом.

– Специалистом?

– Я архитектор, помнишь? Впрочем, я уж и сам почти забыл об этом.

– И мама специально ждала, пока тебе исполнится двадцать пять лет?

– Она поступила правильно. Не думаю, что сумел бы пережить это известие, узнай я о нем раньше. Святый боже! Ноэль Холкрофт, американский парнишка. Гамбургеры с жареной картошкой, стадион «Шиэ» и «Мете», «Гарден» и «Никc»[38]; приятели по колледжу, чьи отцы сражались на полях Второй мировой войны – выигрывая ее каждый по-своему. Да сказать тому Холкрофту, что его отец – один из тех щелкающих каблуками садистов в фильмах про войну… Господи, мальчишка бы свихнулся.

– Почему же она тогда вообще стала об этом рассказывать?

– Потому что я мог когда-нибудь узнать об этом сам, а она этого не хотела. Хотя и была уверена, что самому мне правду не узнать никогда. Они с Диком замели все следы – даже в свидетельстве о рождении моими родителями значатся Альтина и Ричард. Однако существовала еще одна метрика. В Берлине. «Клаузен. Пол мужской. Мать – Альтина. Отец – Генрих». И были живы люди, знавшие о том, что Альтина бросила мужа и сбежала с ребенком из Германии. Мама хотела, чтобы меня не могли застать врасплох: если вдруг по какой-то причине кто-нибудь вспомнит ту историю и попытается меня шантажировать, то я должен буду отвергнуть «клевету», утверждая, что речь идет о другом человеке, который еще ребенком умер в Англии.