Завещание лейтенанта

При этом лицо его сникло и сморщилось, как жареный помидор.

Дымов воочию наблюдал результаты хищнического истребления китов. Иностранцы с уловом приставали к любому близкому побережью для вытапливания ворвани и разделки добычи. На китобойном судне такую работу проделать сложнее. К тому же на берегу можно без зазрения совести использовать бесплатный труд туземцев. Плата едина – бутылка виски! Им было выгодно забить бочками с жиром трюмы судов, чтобы продолжить улов. Огромные скелеты, похожие на выброшенные морем остовы кораблей, гнили по всему охотскому побережью и на Курильских островах. Клипер «Оливуца» и их «Восток» лишь предупреждали своим присутствием о принадлежности этих земель России. Наказать штрафом или арестом хорошо вооруженных людей было бы себе дороже. За полтора года своей охранной службы на «Востоке» Дымов был свидетелем всего двух арестов браконьерских судов под американским флагом. Через сутки портовое начальство отпустило их без особых взысканий. Николай объяснял такие действия берегового начальства союзническим отношением к американцам. Они так же, как русские, боролись с агрессией Великобритании.

– От нашей ругани «Раку»[56] ни холодно ни жарко, – заговорил все это время молчавший Онни Маттенен.

Народ за столом примолк, как после предупреждения в суде о необходимости «говорить одну только правду и ничего, кроме правды».

– Нет на Дальнем Востоке фигуры, подобной авторитетному купцу Шелихову[57]. Сегодняшнее руководство компании создало свои правила, выгодные еще и американцам. Живут по принципу «ни войны ни мира». Поделили промысел, себе пушного зверя, а супостатам кита. Потому и кинули нашу китобойную флотилию.

– Потому и морскую охрану не создают, – поддержал Маттенена рыжий парень Отто.

– Обязали меня сдавать компании в виде налога в сезон промысла двух китов по 300 рублей. Я им в ответ… – Маттенен набычился, покраснел. Было видно, как тяжело давались воспоминания о недавнем крахе компании, который он воспринимал как личную трагедию. – Ус с одного кита стоит не менее 700 рублей, а сам-то млекопитающий до тридцати тысяч долларов! Смеются, мол, не хочешь, у тунгусов всего кита будем покупать за тридцать рублей, а за остальное возьмут кожаными деньгами[58].

Дымов с интересом слушал отчаявшихся китобоев и мысленно строил грандиозный план по коммерческому освоению края. «Первым делом, – рассуждал Николай, – поставлю жироплавильный цех в устье реки Кутын, впадающей в устье другой, Тугур. Здесь глубина до трех метров, означающая возможность заходить морским судам. Домики для работников, небольшой цех для консервирования китового мяса». По его мнению, следовало использовать все производственные остатки от переработки кита, в том числе кости, плавники. Для этого рассчитывал поставить дробильную паровую машину по измельчению костей в удобрения. Получалось безотходное производство. С опытным Маттененом разделить сферы влияния: промысел за финном, производство и последующий сбыт продукции оставить за собой. Откладывать разговор не имело смысла. Рапорт о досрочном увольнении передаст лично Острено, для чего собрался в ставку губернатора Николаевска-на-Амуре. Терять в его положении нечего. Оставалось всего два пути: уехать в Россию, в неопределенность, или остаться вольнонаемным чиновником в Российско-американской компании, занимаясь поставками продовольствия. Ни одно из направлений его не интересовало. Выбор пал на частное предпринимательство. Дымов захотел стать не просто китобоем, как сидящие напротив охотники за деньгами, а хозяином своего дела, включающего промысел, производство и продажу произведенной продукции. Примером оборотистости служили американцы, без устали истребляя поголовье китов в прибрежных водах, заботясь о личной выгоде и желая жить лучше других.

Николай, собравшись с духом и приводя в порядок собственные мысли, решился придать гласности свое предложение. Маттенен, с которым он предварительно обсудил новое дело, поднял предупредительно руку, призывая шумную компанию к порядку.

– Бродяги! – обратился Онни к товарищам. – Послушайте умные мысли, если свои отсутствуют или пропиты.