Завещание Малого Льва

Эдгар зашвырнул ее на диван как куклу, там она и сидела в покосившемся зеленом парике, свесив ноги в огромных нелепых ботинках и сверкая через дыры в штанах острыми коленками. И всё бы в этом карнавальном костюме было ничего, но мерцающий жилет был надет на голое тело, как это любил делать Герц, и постоянно норовил распахнуться.

— По кабакам можешь шляться, как тебе угодно, — рявкнул Эдгар, — но позорить отца на таком приеме я тебе не позволю.

— Ты что, — пискнула она, — шуток не понимаешь?

— Какие шутки? Что это за наряд, ты мне скажи?

— Герца.

— Герца! Одного балбеса вырастили — теперь вторая подоспела! Ты хоть помнишь, что ты девочка? Что это за жилетка такая?… Герц, между прочим, ботинки не носил. Только сапоги.

— Учту в другой раз.

— Что? В другой раз?! В другой раз ты у меня даже не сунешься к гостям в таком виде! Я самолично прослежу. И если ты, дрянь такая…

Ассоль вся съежилась.

— Эд, сбавь обороты, — вступился за нее Льюис, — у ребенка праздник.

— У нее всегда праздник! Каждый день. И каждую ночь.

— Не каждую, — вякнула Ассоль.

Эдгар запустил в нее подобранным с пола медвежонком.

— Помолчи уж лучше. Умывайся иди и сними эту дрянь.

Сам он был одет по-аппирски роскошно, пышный камзол скрывал его худобу и даже делал его большим и грозным. Льюис же наряжаться не любил. Как и отец, он предпочитал скромные серо-черные цвета, скорее рабочие, чем праздничные. Выделяться не хотелось. Его так называемая «красота» и так его выделяла и просто мешала ему жить. Радости же от этого не было никакой. В него влюблялись совершенно не те женщины. Не те и не так. А те… а те всё равно его не любили.

— Что ты пристал! — Ассоль прижала к груди медвежонка, как будто защищаясь им от разгневанного старшего брата, — в чем хочу, в том и хожу! Мне так нравится!

— Издеваешься? Мать — красавица, а дочка — чучело огородное?

— Я всё равно такой как она не буду!

— Будешь! Ты девушка. И одевайся соответственно.

— Какая я девушка! — всхлипнула она, — у меня грудь совсем не растет! Вот, видали?

Она распахнула жилетку, отчаянно демонстрируя братьям свои маленькие, чуть обозначенные грудки.

— А мне уже шестнадцать лет скоро. Я мутант недоразвитый, а ты про какую-то девушку…

После этого она просто заплакала, растирая по лицу синюю краску.

— Цыпленок, — сказал Эдгар уже мягче, — пойдем я тебя всё-таки умою. Всё равно уж всё размазала.

На такое предложение она совсем разрыдалась и уткнулась перепачканным лицом в подушку. Льюис подумал, что подушку потом, наверно, не отстирать.

— Знаешь, Эд, иди-ка ты, — сказал он шепотом, — я с ней сам поговорю.

— Сам! Из тебя она веревки вьет! Так же как из отца.

— А ты? Довел ребенка до истерики.

— А с ними, обалдуями, так и надо!

— Это с Герцем так и надо было. А тут девочка. Не путай.

— Эта девочка…

— Заткнись, Эд. И вали отсюда. И не переживай, всё будет в порядке. Мы умоемся, переоденемся и придем.

— Ага, — усмехаясь кивнул Эдгар, — и протрезвейте заодно. А то уже и стриптиз начался.

— Иди!

Льюис буквально вытолкал его за дверь. Ассоль плакала. Игрушки молча смотрели пластмассовыми глазками со всех полок и изо всех углов. Что-то в этом было до боли знакомое. Девочка на диване, угловатая, тоненькая и хрупкая, чем-то напоминала Анастеллу, а игрушки на полу возвращали к Риции, к той Риции, которой больше не было. В душе всколыхнулась какая-то тоскливая, удушающая волна. Волна из прошлого.

Он никак не мог избавиться от двух этих женщин: Риции и Анастеллы. Они потрясли его когда-то и определили всю его жизнь. И даже Скирни он полюбил потому, что она была на них похожа. Тогда была похожа. Теперь Скирни была другая, он любил ее другую… но тоска осталась.

— А ты не будешь ругаться? — Ассоль повернула к нему заплаканное лицо.

— Нет, — улыбнулся он, — но отмыть тебя мне все-таки придется. Иначе ты не только подушку — всю комнату перемажешь. Между прочим, Герц никогда не плакал. И не пьянел никогда, сколько бы ни выпил.

— Учту, — буркнула она, — ботинки не носить, не плакать и пить не пьянея.

— Ты так хочешь быть на него похожей?

— Я вообще не хочу быть женщиной! Особенно сегодня!

— Почему, Ассоль?

— А ты видел там этих? Они каждой женщине кости перемывают! Других тем у них нету!

— Кого этих-то?

— Да львиц, конечно! И сами помешались на своем совершенстве и другим житья не дают. Думаешь, я не знала, что меня будут рассматривать под микроскопом: какие у меня ноги, какие уши и какой размер лифчика! А вот фиг им!

— Да плевать на них, Ассоль.

— Это ты так говоришь! Они от тебя столбенеют. А надо мной насмехаются! И папа хочет, чтобы они тут жили?! Даже город им построили! Ужас какой…

— Ну, до этого далеко еще.

Город был построен для золотых львов, но поселились в нем ученые-земляне: биологи, геологи, метеорологи и прочие планетологи. Прекрасный получился город, красивый, деловой и веселый, на берегу теплого моря, без привычного уродства и вампиризма. И название было прекрасное — Флора, в честь Флоренсии Нейл. Золотые львы же пока не могли адаптироваться к реальному времени и проживать предпочитали либо в столице, либо в золотых пещерах да и то не больше месяца.