Завещание рыцаря

— Я вас попишу обоих, — прохрипел тот, пытаясь разогнуться. — Попишу, — и выматерился не хуже Витька.

— Заткнись, — вдруг поскучневшим голосом сказал Энтони, — или будешь есть песок, пока не научишься держать язык за зубами.

Тот не осел никак ответить и больше не стонал. Энтони обратился ко мне:

— Похоже, ты ему руку сломал.

— Не жалко, — ответил я. Жалко в самом деле не было. — А всё-таки, зачем полезли-то? — это он снова тому, который стоял у забора.

— Мужик один попросил, — уже потвёрже ответил тот.

— У-уй, долбень… — выругался лежащий — и Энтони неожиданно и жёстко наступил ему кедом на лицо со словами:

— Не говори, что не предупреждали.

— Хватит, не надо, — поморщился я. Энтони убрал ногу и пожал плечами. — Тут что-то интересненькое наклёвывается… — я быстренько описал Сергеича. — Этот мужик просил?

— Не-е…

— Этот? — я живописал Витька так, что Энтони хмыкнул. К моему удивлению мальчишка покачал головой:

— Не, он не такой… Такой… среднего роста, здоровый… — он мучительно пытался подобрать слова для описания из своего небольшого, да и то — наполовину матерного словарного запаса, отчаялся и добавил самую важную для себя подробность: — Он нам бабки отслюнил. Баксы настоящие, по пятёрке целой. Сказал — залезете, принесёте спортивную сумку. Только про собаку не сказал… Отпустите, мы же не залезли…

— Он не назвался, этот человек? — поинтересовался Энтони.

— Не… Отпустите…

— Проваливайте, — мотнул я было головой, но Энтони преградил ему путь:

— Нет, стой. Куда вы должны были принести бумаги — быстро?!

— Бар «Какаду». Это… — заспешил пацан, но я прервал его:

— Знаю я этот бар, проваливайте, говорю, — и открыл калитку, чтобы подержать Геббельса.

Не люблю входить ночью в тёмный дом. Даже побаиваюсь, если честно. Но одно дело — в одиночку, совсем другое — вдвоём. И всё-таки я заговорил излишне громко, нашаривая на стене выключатель:

— Что, сходим в бар, он до четырёх утра?

— Смысла нет, — Энтони задержался в кухне, расшнуровывая кеды. — Мы же его в лицо не знаем, даже описания нет, а народу там, наверное, много… Я надеялся, что он где-то в безлюдном месте встречу назначил…

— Лучше скажи мне, как это вообще понимать, — я включил-таки свет и присел на диван. Энтони остановился в дверях, опершись руками на косяки. — Что это ещё за новый персонаж?

— Скорее всего — подельник наших знакомых, — предположил Энтони. — Подумали об оружии они — и решили подстраховаться — ещё кого-то привлечь. Да и полезно, чтобы у них был человек, которого мы не знаем.

Я задумался. Сказанное Энтони было логично. Им же надо как-то скрытно за нами следить… Но неужели эти жлобы решили делиться на троих?! Я так и сказал, а Энтони усмехнулся углом рта:

— Ты знаешь, что я думаю? Сергеич и с Витьком-то делиться не собирается.

Наверное, уже рассчитал, как будет его убирать, когда клад разыщут.

Вообще-то это звучало вполне правдоподобно. Витёк туповатый, это сразу видно, но, кажется, из тех бандюг, которые со своими ведут себя честно. А Сергеич — беспредельщик, по глазам видно, хоть и образованный… Что ему стоит обоих своих приятелей сначала подбить на такое дело обещанием несметных сокровищ — а потом угрохать где-нибудь в лесу? Обдумав всё это, я внёс предложение:

— Давай-ка оба здесь уляжемся, на полу. И не жарко — и поспокойнее…

Энтони покосился в темноту моей комнаты, на зашторенные окна. И кивнул:

— Согласен. Если кто во двор полезет — твой Геббельс им пообедает. А вот бутылку «молотовского коктейля» в окно кинуть у них не заржавеет. Просто из подлости.

В поджог я не верил. Им нужны бумаги, они убеждены, что бумаги в доме, так с какого ума им поджигать дом, где живёт их «объект»? Но кивнул, а потом поинтересовался:

— А ты откуда про коктейль знаешь?

Энтони, прикрыв рот рукой, вежливо зевнул и объяснил:

— Отец два года служил в Северной Ирландии, в Ольстере. Мы жили с ним — мать всё время, а я приезжал иногда. Там это распространённые штучки — делаются элементарно, а горят не хуже напалма… Слушай, давай-ка укладываться. Наговориться мы ещё сможем, а вот завтра быть как сонные рыбы — не годится, день ответственный.

МЫ постелили на полу, посреди зала, закрыв шторы и здесь — на всякий случай. Форточку оставили открытой, и Энтони начал выдрючиваться, требуя, чтобы я включил таблетку «фумитокса», а то комары съедят. Потом он заявил, что утром хочет кофе, и я ехидно спросил:

— В постель?

— Нет, лучше в чашку, — невозмутимо срезал он, кладя рядом с рукой пистолет. Я подумал и устроил обрез сбоку от себя.

Энтони погасил свет и улёгся рядом. Кажется, он вознамерился мгновенно уснуть, но я задал внезапно возникший вопрос:

— Слушай, Энтони, а почему ты приехал один?

— Надо было взять с собой отца? — ворчливо осведомился он.

— Нет, но кого-нибудь из друзей… — пожал я плечами.

— Сложная это вещь — друзья, — сказал англичанин.

Он ничего не объяснял больше, а я больше и не спрашивал, хотя ответ ясности не прибавил. Друзей у него, что ли, нет? Или никто не поверил в его затею? Или он именно и хотел всё сделать один — как долг чести?