Завещание рыцаря

— Антон, — тут же ответил он, резко встряхивая мою руку. Рукопожатие у него оказалось коротким и крепким, как тиски. И было видно, что он не силу показывал, как многие стараются сделать при первом знакомстве. — Я правда чувствую себя неудобно… Твои родители не будут против, что ты привёл незнакомого?

— Я живу с матерю, её сейчас нет. И ещё три недели не будет.

— А-а… — протянул он. Как мне показалось — облегчённо…

…Антон отказался от еды и лишь спросил, где у меня душ. Когда я ответил, что во дворе и воды для него надо ещё натаскать, а уже поздно — моргнул, неуверенно улыбнулся и поинтересовался, где ему лечь. Если честно, я сам хотел спать больше, чем жить, поэтому лишь обрадовался такому вопросу.

— Я сейчас Геббельса отпущу, — предупредил я Антона, который сидел на диване и стаскивал сапоги, с интересом рассматривая корешки книг в шкафу.

— Геббельса? — удивлённо посмотрел он на меня.

— Собаку мою. — пояснил я. — Ты ночью на улицу не высовывайся, сожрёт и фамилии не спросит!

Взгляд Антона из удивлённого стал странным, настороженным:

— Зачем мне ночью выходить на улицу? — равнодушно спросил он.

ГЛАВА 4

— Андрей… Андрей…

— Я всё куплю, мам, — быстро сказал я, переворачиваясь на другой бок, чтобы поймать ускользнувший сон. — Ты иди, всё сделаю, пока…

— Андрей… — меня легко, но настойчиво тряхнули за плечо.

— Ма, каникулы! — уже обиженно и сердито дёрнулся я под простынёй.

— Андрей… — потряхиванье повторилось.

Только теперь до меня дошло, что зовёт меня не мамин, незнакомый мальчишеский голос. Следующей моей мыслью было воспоминание о вечерней переделке и нежданном госте.

Я открыл глаза и сел в постели.

«Избушка на курьих ножках» — мой будильник — показывала всего пять тринадцать! За окнами ещё еле-еле рассвело, птицы, и те ещё не начали драть глотки! Я почувствовал, что злюсь, и с каждой секундой сильнее — хорошо началось утро!

Разбудил меня, конечно же, Антон. Не было его тут — и не надо, я раньше восьми вставать не собирался! Но сейчас он сидел на краю моей постели с весьма обеспокоенным лицом. Очевидно, тоже только-только проснулся, потому что был в одних трусах и босиком, волосы спутаны.

— Извини, но я никак не могу найти туалет, — вздохнул он и провёл ладонью по волосам.

— Во дворе налево, — я зевнул и, отбросив простыню, спустил ноги на пол. — Пошли, подержу Геббельса…

И тут до меня дошло, ЧТО он никак не мог, видите ли, найти. У меня в доме, в частном особнячке, построенном в начале 60-х. Дураку же ясно, где в таком случае находится туалет! Если бы он разбудил меня и попросил придержать собаку, всё было бы логично. Но…

Очевидно, он прочёл ошарашенность в моём взгляде, потому что весь подобрался. А я, не спуская с него взгляда, сказал:

— Так ты и правда иностранец… Поляк, что ли? Или болгарин?

— Почему? — тихо спросил он, вставая. Бесшумно отошёл к окну, встал ко мне лицом. Руками за спиной нашарил подоконник, оперся.

— Ну… — я сделал в воздухе неопределённый жест рукой. — Антон… Или чех, что ли?

Антон вздохнул. Поставил ногу за ногу. Поднял голову.

— Меня зовут Энтони Джеральд Спенсер Колвилл, младший граф Мерсисайд.

…Помнится, я сказал одно-единственное слово, очень точно отражавшее моё настроение. Я сказал:

— Дурдом…

Это вовсе не значило, что я не поверил. Наоборот! Поверил, сразу! Почему? Не знаю… Наверное, потому что всегда мечтал о приключениях, а при одних этих словах — «Энтони Джеральд Спенсер Колвилл, младший граф Мерсисайд» — повеяло Киплингом, Хайнлайном, «Первым рыцарем» и сериалом про Горца.

Короче, я поверил разом, как прыгают в холодную воду. Но иных слов, кроме «дурдом» у меня не нашлось. Зато нашёлся вопрос:

— А эти… Сергеич и Витёк… Они кто?

— Если бы я знал, — вздохнул Ан… Энтони. — Прицепились ко мне в Санкт-Петербурге. Я думал, что стряхну их с себя — не поехал на поезде, рванул сюда на мотоцикле. Догнали, хитрые…

— А что им нужно? — быстро спросил я. — Тоже не знаешь?

Энтони посмотрел на меня в упор, не мигая. Я не отвёл взгляда, и он медленно сказал:

— Нет. Как раз это я знаю.

Потом тронул кассеты в стойке, отведя взгляд. Длинно вздохнул — и словно на что-то решился:

— Знаешь, что?… Давай сейчас ты всё-таки подержишь своего Геббельса, а то я и лопнуть могу… Потом, если ты это не сочтёшь за наглость, мы что-нибудь поедим. А потом я тебе всё расскажу. Ну а уж ты сам решишь.

— Что… решу? — осторожно спросил я. Энтони снова вздохнул и сказал:

— Сможешь ли ты мне помочь. И захочешь ли…

…Не очень приятно развивать «туалетную» тему, но куда денешься? Пока я привязывал Геббельса, Энтони нашёл «совмещённый санузел» — там располагались и душ, про который я говорил вчера вечером, и хранилищем зерна для кур (которых сейчас всё равно не было). И вернулся он оттуда какой-то растерянный:

— Послушай, разве нельзя провести канализацию? — спросил он, заглянув в кухоньку, где я пытался приготовить подобие завтрака. Вопрос меня разозлил не меньше, чем злит реклама разных средств для чистки этих самых туалетов. Я резко поставил на плиту сковородку и повернулся к англичанину: