Завещание Шекспира

Зрелище, вселяющее ужас. Среди куч трупов, белеющих в кошмарном свете факелов, мой взгляд то здесь, то там неожиданно выхватывал жутко завораживающий моргнувший глаз. Я рванулся было вперед, чтобы указать на тело и крикнуть: «Не засыпайте их землей! Здесь есть живые!», но застыл на месте и осекся. Какой безумец полезет в гигантское переплетение человеческих останков, чтобы вытащить одного живого? А я полез бы? Бросился бы в водоворот чумной заразы, чтобы заразиться самому? Взяв себя в руки, я стоял, глядя, как могильщики, невзирая на конвульсии и стоны, яростно засыпали людей, забрасывали землей сотни белеющих тел, засыпали слабые движения, заглушали стоны.

А как только земля скрывала тела, на этих самых чумных ямах начинались дикие танцы пьяных гуляк и бесчинствовал зверь о двух спинах. Говорили, что на чумных ямах женщины достигали экстаза легче, чем где бы то ни было, чем даже в надушенных опочивальнях аристократов, – таково было неистовое желание уцелеть, почувствовать себя живым, ощутить хоть что-нибудь, провозгласить силу жизни – смерти вопреки. Утверждали, что у приблудных детей, зачатых в этих упивающихся ужасом соитиях, был темперамент тигров и аппетит акул, так как они зародились в безумной адской пляске тел. А стены публичных домов сотрясались, как корабли в бурю. Шлюхи Кларкенуелла жаловались, что их клиенты совокуплялись с безумием в глазах и с женщинами, и с мужчинами и задали бы перцу самому дьяволу, окажись этот прохвост в их притоне.

– Лондон продолжал кипеть.

Вертепы бурлили, как никогда. Говорили, что в публичных домах Саутуарка бизнес шел на всю катушку и девки были нарасхват. А поблизости, в «Розе», где еще недавно невзыскательные зрители отдавали последний грош за стоячие места у сцены, только бы увидеть, как во Франции гибнет Тальбот, и великие строки Марло взрывали зал громом аплодисментов, было пусто и темно. Все ждали возвращения волшебства Марло, но вот тут-то, в самый разгар чумы, случилось то, что непоправимо изменило театральную жизнь.

– Что же?

Сам знаешь что, Фрэнсис. Колдовству Марло не суждено было возвратиться на театральные подмостки. В конце мая года Господня 1593-го в Дептфорде господин Марло погиб, сраженный ударом кинжала в мозг. 

35

– Я послушаю тебя, пока не принесли пирог.

Да, вверься мне своей душою и выслушай рассказ мой.

Кристофер Марло приехал на Дептфордскую набережную в дом Элеаноры Булл в десять часов утра. Вскоре к нему присоединились трое: Инграм Фризер, Николас Скерес и Робин Полей. Они ели, говорили, курили табак, гуляли по саду – мирно и культурно, на редкость смирно для Марло. В шесть вечера они вернулись поужинать у Элеаноры, и ужин сопровождался обильными возлияниями. Много пили и плотно закусывали. После ужина Марло вылез из-за стола и повалился на стоящую рядом кровать. Остальные остались на своих местах. Фризер сидел в центре троицы, спиной к Марло. Комната была небольшая, и Фризеру, которого с обоих боков подпирали Скерес и Полей, было очень тесно – теснее не бывает. Можно было подумать, что мишенью был он, а не Марло. Все четверо в этой мизансцене были выходцами с самого дна секретных служб, и с любым из них было небезопасно сидеть в дептфордской пивной, особенно так близко.

Пришло время оплатить счет за гостеприимство госпожи Булл. Встал вопрос: кому ж платить? Лица спорящих мгновенно раскраснелись, и легко вспыхивающий и непредсказуемый в ссоре Кристофер Марло, Кошачий царь[128], показал свои коготки, продемонстрировав, на что он способен. Странно только, что на этот раз помимо его когтей ему потребовалось оружие, – выхватив кинжал из ножен Фризера, он нанес два удара ему в голову. Фризер, зажатый с обеих сторон своими дружками, не мог защитить себя от нападавшего. В воинственном настроении Марло был опасным соперником. Однако Фризеру все же удалось повернуться, одолеть соперника и отбиться от него. В потасовке он выхватил у Марло свой кинжал и вонзил его тому в лоб над правым глазом. В своих показаниях все трое свидетельствовали, что Марло завизжал, как резаная свинья, и, изрыгая ужасные проклятья, упал и замер.

– Провалился в пучину вечной ночи…

Хорошо сказано, Фрэнсис, к месту. Погиб автор «Фауста» и «Тамерлана», а вместе с ним все его смелые и далеко идущие замыслы. И он, и его драматическое вдохновенье превратились в воздух, огонь и землю (а все дело происходило недалеко от воды). Погиб из-за нелепого пустяка, из-за размолвки по поводу счета в харчевне. Наверняка размер счета склонил чашу весов, и состоялась большая разборка в маленькой каморке. Это случилось в семь вечера 30 мая 1593 года. Буря сломала майский цветок, и лето нашего любимца муз оказалось слишком недолговечным – ему было всего лишь двадцать девять лет.