Дорогу возбуждённым толпам перегородили войска. Но они не удержали демонстрантов. Часть людей, действовавших строго по предписаниям, проникла в здание горкома и учинила погром. Попыталась взять заложников, правда безуспешно.
Главное тогда были солдаты. На них бросили охваченную психозом массу: «Кого защищаете, сволочи? Толстопузых, что пьют нашу общую кровь? Долой паразитов-антиленинцев! Да здравствует власть стачкомов! Незаконно репрессированные граждане — на баррикады, пришёл наш час!..» Эти тоже хорошо управлялись. Лишних, вызывающих сомнения лозунгов не было.
В нескольких местах — по сигналу — начали разоружать солдат. Офицеры дрогнули и велели дать предупредительный залп в воздух. Один, второй. И тогда «из толпы» под шумок стали прицельно стрелять из пистолетов. У наших плановых боевиков было своё прикрытие и свои пути отхода. Это считалось сердцевиной замысла.
Когда краснопогонники увидели, как падают их товарищи, началась лихорадочная пальба на поражение «провокаторов», что и было нашей целью…
Это была, несомненно, вершина личной карьеры Боруха, может, даже вершина в штурме сталинской системы, разве кто-либо из её защитников был способен извлечь нужные уроки?..
События показали, что наш актив вполне способен опрокинуть ослабленную систему, используя для её слома её же потенциал. Для этого нужно только строже выдерживать технологию, предполагающую, с одной стороны, примитивность и суеверие масс, их поверхностную религиозность и чувство ущемлённости начальством, с другой стороны, неослабевающее давление на власть, понуждение её на пусть крошечные, но постоянные компромиссы. Сняли за усердие «дуболома»-редактора, организовали кампанию протеста против бюрократов и шовинистов, изобличили антисемита в райкоме партии, напечатали «вольные» стихи какого-то стиляги-придурка, устроили сидячую забастовку по поводу увольнения с работы нашего активиста… Всё это годится. В решающий час всё это складывается в тенденцию, и ошеломлённая, трусливая власть отступает по всем фронтам…
Вот это и есть главное в искусстве переворота: довести обалдение до такой степени, когда ни одна из сторон уже не способна реально оценивать своё положение. В этот момент легко навязывать и тем, и этим самые роковые решения…
Масса баранов до сих пор в полной слепоте. Так и должно быть: никто из них и не должен знать истории в тех измерениях, в которых и происходят действительные события…
Знать о подлинных пружинах истории — это сегодня уже настолько сложно, что обычный невежественный совок, с трудом усваивавший даже химерические блоки партийного мышления, только хлопает ртом, как карп или карась. Ему не освоить сложностей современных махинаций ни в политике, ни в финансовых делах, ни в экономике, ни в сфере поражения массовой психики. Полный примитив представлений — удел двуногих. И чем дальше, тем больше.
«Все они должны дрожать перед нашей мощью, гадая, когда именно последует их гибель. Мы должны представляться им титанами, племенем, охраняемым самим богом… В таком ключе они и муштруются изо дня в день… Они и смеются, и плачут только по нашим командам…»
Он, Борух, счастлив, что принимал участие в событиях, навсегда похоронивших мечту гоев о новом Сталине, человеке, который похитил на время огонь высшего Разума и начал самостоятельно двигать историю…
Потом Борух работал уже как «спец» на другие подразделения и других руководителей, и дело продвигалось вперёд благодаря единому замыслу и большому денежному котлу, в котором вслед за СССР и всей «социалистической системой» должен был сварится, как рак, и Запад, сегодня уже полностью управляемый и давно слепой, как те новочеркасские работяги…
Бессарабов Сергей Сергеевич настолько оборзел, что на выборах в союзный парламент выставил свою кандидатуру и сочинил лозунг, впоследствии облетевший всю страну: «Мы украли для себя, украдём и для вас!»
Лозунг бил по мозгам обывателей, привыкших к галантностям коммунистического суесловия. Местный кагал посчитал это преждевременным, Бессарабов укатил из Свердловской области на Украину, где теперь, говорят, владеет — через подставных пока лиц — тремя шахтами, на консервацию которых американцы выделили большие деньги. Это всё провернули люди диаспоры, но им пришлось отстегнуть процентов тридцать — такова такса. Сёма в накладе, конечно, не остался, он и завтра приплатит компаньонам, которые для него оптяпают или унавозят очередное поле…
Сёма его всегда веселил. Забавный тип. Сапог, ограниченный тупица, который не прочёл за свою жизнь ни единой книги, не считая, вероятно, букваря, он говорил только о деньгах. Но как его раздражали эти полурусские интеллигенты, вчерашние дети Глашек и Парашек, пользованных во все отверстия комиссарами Троцкого, подлинными творцами «русской революции»!
Даже не их ублюдочный идиотизм выводил из себя Сёму, не претензии на «русский вклад» в мировую культуру, а неотёсанный духовный мазохизм — добровольное согласие пострадать ради того, чтобы образумить заблудшего, собачья покорность перед ударами судьбы.