Завещание волхва

– Жители Куличков могут спать спокойно, пока в поселке на страже закона стоит такой мужественный и справедливый человек, как вы, капитан, – с восхищением произнес Белозар.

И они пошли по тропинке, которая вела от Усадьбы Волхва к лесу.

Глава 26. Михайло обвиняют

Бабка Ядвига стояла на крыльце своего дома, и вид у нее был далеко не приветливый. Она не ответила на приветствие капитана Трутнева, будто не услышав его, и враждебно взглянула на Белозара, словно сразу почувствовав в нем человека, желающего ей зла. Полицейский не обиделся, а Белозар презрительно усмехнулся. Он не опасался такого врага. Даже если бабка и в самом деле была ведьмой, ее ворожба была бессильна, пока на его груди висел знак Перуна. А тот Белозар не снимал никогда.

– Ваш сын дома? – спросил участковый, смотря поверх головы бабки Ядвиги, чтобы не встретиться взглядом с ее темно-зелеными, как болотная тина, глазами.

– Нет его, – буркнула та. – А зачем он тебе?

Но капитан Трутнев не успел ответить, потому что из леса на поляну вышел Михайло и направился к дому. При виде участкового выражение его лица не изменилось, как и походка. Михайло не чувствовал за собой никакой вины и не ожидал от представителя власти ничего плохого. В их дом, стоявший на отшибе, не часто заходили чужие люди, но все-таки это случалось, и не было чем-то сверхъестественным. Бабка Ядвига не жаловала гостей, и Михайло не осуждал ее за это, но сам был с ними приветлив, насколько это позволяла его нелюдимая натура.

– Матушка, почему гостей держите на пороге? – спросил он, подходя. – Зовите в дом.

Но бабка Ядвига хмуро ответила:

– В дом со злом не впускают. С недобрыми намерениями они пришли, сынок. Гнать их надо поганой метлой, а не привечать.

Она говорила так, будто никого, кроме нее и Михайло, здесь не было, и Белозара это разозлило. Он грубо спросил:

– Капитан, и долго вы будете молча слушать, как нас оскорбляют? Вы забыли, зачем сюда пришли?

Участковый резко вздрогнул, словно очнувшись от забытья, и тоном, в котором было больше сомнения, чем уверенности, произнес:

– Михайло Святославович Новак, вы подозреваетесь в похищении, а возможно, и в убийстве Александра Павловича Пискунова. Что вы можете сказать в свое оправдание?

Михайло был изумлен и не сумел этого скрыть.

– А кто это? – спросил он. – А, впрочем, все равно, кто бы он ни был. Я никого не похищал, а тем более не убивал. Моя совесть чиста. А обвинение облыжно.

– В этом разберется следствие, – заявил полицейский. – Вы не будете возражать, если я осмотрю ваш дом?

– Не позволяй, сынок, – вмешалась бабка Ядвига. Она заметно разволновалась, услышав о предполагаемом обыске. – А уж я их в дом не впущу, не сомневайся. Костьми на пороге лягу, а не допущу. И тебя ворогам не отдам.

– Не надо, матушка, – мягко попросил ее Михайло. – Они еще подумают, что нам есть что скрывать. А это не так, вы же сами знаете.

Бабка Ядвига сникла. Она почти с мольбой смотрела на сына, но тот не понимал ее взгляда. Он был поражен предъявленным ему обвинением. И хотел оправдаться.

– Входите и осматривайте, – сказал Михайло, обращаясь к полицейскому и Белозару, которого он также принимал за представителя власти. – Мне нечего бояться. – И повторил: – Моя совесть чиста.

Участковый, смущенный разговором матери и сына, замешкался, и Белозар, рукой отодвинув с дороги бабку Ядвигу, первым вошел в дом. За ним пошли все остальные. Домик был крохотный, в нем сразу стало тесно. Здесь было всего три помещения – комната, кухня и чуланчик. Капитан Трутнев окинул комнату и кухню беглым взглядом. Он сам не знал, что надеялся найти. Поверить в то, что Михайло похитил или убил человека, а принадлежащие ему вещи принес домой, было трудно. Но что-то, неподвластное разуму полицейского, заставляло его совершать эту глупость – обыскивать дом. Он даже отдаленно не верил в виновность Михайло. Но чувствовал свое бессилие перед чем-то неведомым и необъяснимым, что принуждало его предъявить обвинение ни в чем не повинному человеку. Он ощущал себя марионеткой, которой управляла невидимая, но властная рука, и не мог ей сопротивляться. Нити, на которых он был подвешен, были крепки и надежны.

– Ищите же, Илья Семенович, – нетерпеливо потребовал Белозар. – Не стойте столбом!

– А вы сядьте на лавку и не мешайте мне, – огрызнулся участковый. – Все трое!

У окна стояла длинная лавка, сработанная без единого гвоздя из струганых досок и чурбаков. Белозар, Михайло и бабка Ядвига послушно сели на нее. Двое из них смотрели на полицейского злыми встревоженными глазами. Во взгляде Михайло было спокойствие и безмятежность.

В кухне участковый заглянул в печь и проверил полки с посудой. В комнате заглянул под узкую кровать, на которой спала бабка Ядвига, и перевернул тощий матрас, набитый соломой. Больше искать было негде. Убранство помещений было скудным, бабка Ядвига явно предпочитала практичность комфорту, и у нее, несомненно, было свое представление о домашнем уюте, весьма своеобразное.