Марина смолкла, подбирая слово, которым могла бы охарактеризовать его. Но Олег не стал дожидаться, чтобы невзначай не обидеться на нее. Сейчас было совсем не подходящее время для обид и ссор.
– Карина была здесь этой ночью, – сказал он. – Я слышал, как она поет. И даже видел ее.
Глаза Марины расширились от изумления. Сначала в них появилась радость, а потом – недоверие.
– Этого не может быть, – сказала она. – Ты пытаешься меня утешить и говоришь неправду.
– Но я видел ее своими глазами, – продолжал Олег настаивать. Он не предполагал, что Марина не поверит ему, и растерялся. – Она обнимала тебя. А потом хотела утащить с собой в воду.
Это прозвучало грубо, Олег и сам это понял. Но было уже поздно.
– Что значит утащить? – с возмущением произнесла Марина. – Выбирай, пожалуйста, слова! Все-таки это моя родная сестра. – Но постепенно смысл сказанного дошел до нее, и она подозрительно спокойным голосом спросила: – Уж не хочешь ли ты сказать, что Карина хотела меня убить?
– Именно это я и хочу сказать, – огрызнулся Олег. Он все-таки обиделся. И у него сильно болела голова, мешая думать. – Я едва успел помешать ей.
– Я не верю, – хмыкнула Марина. И непоследовательно спросила: – А зачем ты вообще вмешался? Ведь мы договаривались, что ты будешь ждать моего сигнала.
– Ты спала или была в обмороке, или в летаргическом сне, который навеяло на тебя пение твоей сестры, – перечислил Олег, загибая для убедительности пальцы и показывая ей. – Как бы ты могла подать мне сигнал? А от утопленницы я не дождался бы его тем более.
Они помолчали. Потом Марина раздраженно сказала:
– И все-таки я тебе не верю. Карина не могла так со мной поступить. Она моя сестра. Была, есть и останется навсегда.
Олег почувствовал свое бессилие перед этой несокрушимой женской логикой. И не стал спорить с Мариной, считая это безнадежным делом и пустой тратой времени.
– Ныне, и присно, и во веки веков, как сказал бы отец Климент, – грустно произнес он. – Аминь.
– Вот именно, – упрямо подтвердила Марина. – Как бы тебе не хотелось, чтобы было иначе.
Эта последняя фраза окончательно рассорила их. Они сидели на валуне рядом, но смотрели в разные стороны и молчали, выжидая, когда обидчик попросит прощения, чтобы простить его и вернуть прежние отношения. Однако никто не собирался делать первый шаг к примирению. У Олега болела голова, у Марины – душа. Это мешало им проявить сострадание к любимому человеку без каких-либо предварительных условий. Когда молчание затянулось, им обоим стало ясно, что примирение невозможно. Ни сейчас, никогда. Они были слишком разные, чтобы понимать и прощать друг друга.
– Мне пора домой, – сухо произнесла Марина, поднимаясь. – Бабка Матрена всполошится, если не увидит меня утром, и может поднять на ноги весь поселок.
– Я провожу тебя, – сказал Олег. – Ты можешь не найти дороги от озера.
– Но только до Усадьбы Волхва, – сказала Марина.
Она не сказала, что будет беспокоиться за него, если не увидит, что он благополучно добрался до дома, а он не понял того, о чем она не договорила. Это усугубило его обиду. А она обиделась еще сильнее из-за того, что он не вызвался проводить ее хотя бы до оврага, не сделал даже робкой попытки. Всю дорогу они молчали. А расставаясь, только сухо кивнули один другому, словно чужие люди. Это была их первая размолвка после того, как они осознали, что любят друг друга, и она была очень болезненной для обоих. Им казалось, что их любовь умерла, едва родившись. И никто не винил себя, чтобы меньше страдать. Но от этого страдание только усиливалось.
Марина ушла, независимая и гордая, а Олег, не менее гордый и независимый, не остановил ее и не удержал. Вместо этого он свернул на тропинку, ведущую к дому. А подойдя к калитке, увидел белеющую на фоне темных бревен ограды бумажку, концы которой трепетали от ветра, словно она стремилась улететь. Но что-то крепко держало ее, как дворовую собаку цепь. Изумленный Олег сорвал ее и прочитал, не открывая калитку.
Текст удивил его еще больше. Это была официальная повестка, которой он вызывался в участковый пункт полиции поселка Кулички для дачи показаний по уголовному делу, ответчиком в котором был некий Михайло Святославович Новак, обвиняемый в похищении и убийстве человека. Олега приглашали прибыть в качестве свидетеля. Подпись того, кто вызывал его, была неразборчива.
– Что за ерунда, – пробормотал он растерянно. – И кто такой этот Новак?
Не сразу он догадался, сопоставив имена, что Михайло Святославович Новак и Михайло, о котором они не так давно говорили с Мариной, – это один и тот же человек. А догадавшись, был поражен до крайности. Олег не мог поверить, что Михайло кого-то похитил, а тем более убил этой ночью, после того, как проводил Марину до озера. И был не в силах понять, почему его вызывают свидетелем. Это была какая-то ошибка. Или чья-то дурная шутка.
Но бланк и печать были настоящими. В этом не было сомнений.