Союзники проявляли настойчивость, надеялись на возврат выделенных России кредитов, накопившихся за годы войны, и просто наживались в этой неуправляемой, бьющейся в конвульсиях, истекающей кровью стране, которая более всего напоминала смертельно больного в горячке человека.
Подобрались интервенты основательно: с севера вгрызались в плоть страны американцы и англичане, на юге французы, на западе насуплено сдвигали границу германцы, на Дальнем Востоке и в Сибири хозяйничали японцы, а на транссибирской магистрали обосновались чешские легионеры, «выгрызая» страну изнутри.
Сибирское правительство отбыло из Омска ранее и уже располагалось в Иркутске, так, что в Омске уже никто не руководил учреждениями и деятельностью правительственных структур.
Колчак же тянул, не спешил в Иркутск, необъяснимо для многих ждал, отвергая советы поторопиться, и выехал, когда в пригороде стала разноситься канонада: арьергарды второй армии генерала Каппеля встречали передовые дерзкие разъезды армии красных под командованием бывшего подпоручика, а ныне командарма Тухачевского.
Из Омска Верховный Правитель России адмирал Колчак прибыл в Новониколаевск, сделав на пару недель будущий Новосибирск столичным городом.
Две недели прошли в судорожной, мало организованной, но активной работе. Эта работа напоминала лихорадку у больного.
Адмирал собирал аппарат правительства, отстранял от должности одних, делал назначения других, издавал, порой, противоречивые распоряжения, энергично выступал с речами, так, что даже сорвал голос: всё было направлено на исправление ситуации в борьбе с большевиками.
В Новониколаевске появилось «
«
Но ощущалось во всем, активность Верховного не способна раскручивать практически остановившийся маховик власти: органы управления бездействовали, чиновники более думали о своём спасении, приводной механизм между верховной властью, органами управления и обществом был разрушен.
В Новониколаевске оперативно был назначен на пост главы правительства Виктор Пепеляев, взамен отстраненного Петра Вологодского, как чиновник, требовавший активной работы и ужесточения всяческих мер.
Ситуация на фронте была также плачевной, что отзывалось смутой и в тылу.
Казалось, при прибывании Верховного в городе, крепкий и преданный Барабинский полк, вдруг восстал после его отъезда: предательство шло за Верховным правителем России по пятам, ступая шаг в шаг с большевистскими агитаторами, доносящих простые и понятные массам лозунги: «Долой господ!», «Земля крестьянам!», «Заводы рабочим!», «Земля и воля!».
Развал фронта случился ещё летом.
Командующий Гайда проигнорировал приказ Колчака о приостановке наступления восточного крыла Сибирской армии под угрозой разгрома войск западного фронта: требовалась оперативная перегруппировка войск и поддержка западного крыла обороны фронта.
Этого сделано не было.
Более того восточное крыло фронта двигалось вперёд, практически затягивая удавку на шее западной армии.
В результате красные обошли и опрокинули фронт: в страшной рубке всё смешалось, нарушилось управления войсками и началось общее отступление. К поздней осени провал обороны превратился в беспорядочное бегство и дезертирство боевых подразделений.
Генерал Анатолий Пепеляев, один из наиболее молодых и успешных командующих, избалованный прошлым воинским успехом, в результате отступления практически потерял армию, разложившуюся под натиском неудач, большевистских агитаторов и не без оснований обвинил в развале фронта главнокомандующего Сахарова и самого Колчака.
В декабре произошёл открытый конфликт генерала Пепеляева и Колчака.
Поезд Верховного Правителя России прибыл на станцию Тайга и был задержан и окружён войсками генерала. Пепеляев в нелицеприятной беседе с Колчаком, выкрикивая обвинения, в грубой форме потребовал расследования предательства в армии и причин сдачи Омска.