Завет, или Странник из Галилеи

— Тогда ни о чем не тревожься, Бог принимает всех, даже тех, кто идет к нему со злом. Если Иуда идет к нам с добром, мы примем его и будем учиться у него, если же он посланец зла, значит, мы победим его, ведь за нами добро.

Но слова Иешуа не успокоили меня, а, наоборот, скорее растревожили. Я по-прежнему недоумевала, как может Иешуа мириться с присутствием того, кто, по моему мнению, воплощал собой зло. Мне необходимо поговорить с Иешуа, объяснить ему, выяснить, что он на самом деле думает. Но я внезапно поняла, что Иешуа уже не так близок мне. Он все больше казался мне чужим и отстраненным. Да, отстраненным — мне казалось, что я смотрю на него издалека.

Совсем скоро женщины нашей общины, которые в таких делах сведущи больше, нежели мужчины, узнали, что распространяемые о нас ложные слухи исходили именно от Иуды. Иуда не занимался тем, чем обычно занимались мужчины, не выходил в море, для того чтобы добыть пропитание. Вместо этого он целыми днями слонялся по рынку или сидел в трактирах. И в бесконечных праздных разговорах, которые он завязывал, получала новую силу клевета, распространяемая о нас Арамом, — его ложь о прокаженных. Слухи и доносы следовали за Иешуа, куда бы он ни направлялся, и даже опережали его появление. Бессмысленность всех этих сплетен была очевидна: прокаженным не было нужды сбегать из лепрозория, потому что Иешуа сам посещал больных, и всем об этом было хорошо известно. Но многие люди, к сожалению, склонны доверять лжи досужих разговоров гораздо больше, чем собственным глазам. И хотя действительность опровергала все сплетни, они все же причиняли нам немало вреда. Едва лишь кривотолки начинали стихать, как появлялся Иуда с его недомолвками и дотошными расспросами, тогда слухи снова набирали силу. К ним прибавлялись разные домыслы, в свою очередь обрастающие подробностями — одна невероятнее другой. А тут еще объявлялся какой-нибудь несчастный больной, просочившийся в город сквозь заградительную стражу. Он начинал маячить то тут, то там, спрашивая, где можно увидеть Иешуа. Тогда страхи вспыхивали с новой силой, ведь люди были уверены, что их опасения оправдываются.

Как раз в то время один житель Корацина, заболевший проказой, наотрез отказался отправляться в лепрозорий, уверяя всех, что кудесник Иешуа его обязательно вылечит. Человек тот имел очень плохую репутацию в городе, нередко нарушал закон и доставлял немало хлопот властям. Этим случаем воспользовался некий Маттиас, давний враг Иешуа. Движимый ненавистью, он уговорил городских старейшин, на которых имел значительное влияние, чтобы те вынесли решение об изгнании нас из города, потому что мы якобы угрожаем спокойствию его жителей. И когда однажды утром мы подошли к городским воротам, нас встретила стража с обнаженными мечами, преградившая нам дорогу. Такого с нами раньше никогда не случалось. Даже в недружелюбном Цефее никто не посмел бы встретить нас, обнажив оружие. Во всем произошедшем была, конечно, большая вина Иуды. Но вместо того, чтобы признать свою неправоту и убедиться, насколько пагубна для всех его болтовня, вызывающая опасные толки, Иуда, нисколько не смущаясь, обвинил во всем Иешуа.

— Ради нескольких несчастных, которых якобы вы излечили, мы теряем гораздо большее, — заявил он, повторив едва ли не слово в слово то, что было сказано как-то Арамом в связи с больными в Арбеле.

Я ждала, что наконец-то Иешуа поставит на место Иуду и урезонит его. Но, к нашему удивлению, Иешуа в ответ попросил Иуду сопровождать его при посещении больных, к которым он собирался пойти на следующий день. Надо сказать, что редко кто среди нас удостаивался такой чести. Мне несколько раз выпадала такая радость, и я чувствовала себя безмерно счастливой. Легко догадаться, каково было мое удивление и возмущение, когда я узнала, что Иешуа обратился с таким почетным предложением не к кому-нибудь, а к этому зловредному гаду. И вот на следующий день мы с Шимоном поджидали Иешуа у городских ворот, как обычно, собираясь идти в колонию. Иуда появился вместе с Иешуа. Меня опять это сильно задело. Еще больше меня возмутило то, что на обратном пути Иуда принялся на все лады расхваливать Иешуа и его работу, он так и сказал — «работу». Я считала, что тот, кто долгое время вообще не понимал ничего в том, чем занимается учитель, должен бы держаться скромнее.